Найти его – и я мог считать себя победителем.
Тогда я ни секунды не раздумывал о том, как всё это свидетельствует обо мне самом. Главным обвиняемым, причиной зла ещё сегодня утром был Ганс-Улоф.
Но он мог быть им только потому, что я с течением времени превратился в дубинноголового остолопа. Мои привычки, на которые я так полагался, привычки недоверчивого человека, – они были не чем иным, как тюрьмой, которую я сам построил для себя. Да, я был марионеткой, и Ганс-Улоф дёргал меня за ниточки, но эти ниточки дал ему в руки я сам; ниточки, которые я сплёл собственноручно и в которых я сам запутался в ходе своей жизни…
И Инга… То, что Ганс-Улоф сказал напоследок, болело, как свежий ожог на моей душе. Хуже всего то, что он был прав, я знал это. Я знал это в глубине души всегда.
Хотя от этих раздумий я совсем потерял ориентацию, я всё же как-то пересел с синей на красную линию метро и даже поехал в нужную сторону и снова вышел на поверхность вблизи пансиона. Слегка моросил дождь, шины машин чавкали в раскисшей снежной слякоти, и свет фар, казалось, захлёбывался в темноте.
Я заметил, что шаги мои замедлились, когда я подходил к пансиону. Разум больше не знал, во что верить, но всё тело по-прежнему до последнего волокна было пропитано недоверием и действовало полностью самостоятельно. Всю свою жизнь я сражался и подстерегал, не делал шагу без того, чтоб не осмотреться и не обезопасить себя со всех сторон. Я научился чуять опасность и уходить от засады. Я жил в мире, где меня окружали враги, и, чтобы выжить, должен был каждую секунду держаться начеку.
У одного подъезда я остановился, осмотрелся, нет ли за мной хвоста и куда, в случае чего, бежать, – закоренелая привычка недоверчивого человека. Ведь кто сказал, что всё, во что я верил, было ошибкой? Ганс-Улоф воспользовался тем, что хорошо знал меня, и поэтому ему удалось меня одурачить. Но разве из этого не следовал вывод, что впредь я должен держаться ещё осторожнее и смотреть, кому доверять? И по возможности больше никому ничего о себе не рассказывать?
Я закрыл глаза, подставил лицо мелкой мороси, ощутил прохладу на коже. Так, будто капли испарялись, едва коснувшись меня. Я больше не знал, что верно, а что нет. С другой стороны, что мне было терять? Ведь это пансион. Мне нужно только пойти туда, и если полиция меня арестует, я буду знать, что был прав.
Итак. Вперёд, к истине. Я снова ступил на тротуар и зашагал по улице, и, чёрт возьми, они за мной следили, я это форменным образом чуял! Будто игольные уколы в спину. Я еле удержался от желания бежать, которое усилилось почти до боли, когда я дошел до двери своего дома.
Машина, которую я взял напрокат, всё ещё стояла там, где я её припарковал пять дней назад. Пять дней? Они показались мне пятью годами, другой эрой.
На лестнице было тихо и пусто, пахло подгоревшей едой и стиральным порошком. Шаг за шагом, глядишь, пройду и этот путь. Мои подошвы скрипели на каменных ступенях. Я достал ключ и открыл дверь.
Спёртый воздух ударил мне в нос как ни в чём не бывало. На кухне стоял мускулистый молодой человек в полосатом красно-жёлтом пуловере и распаковывал какие-то покупки. Увидев меня, он воскликнул:
– Ага! – Бросил всё и вышел мне навстречу в холл. – А вы, наверное, господин Форсберг, да?
– Да, – признался я, опустив руки, чтобы мне никто не приписал оказание сопротивления.
– Гёран Линд, – он протянул мне руку. – Я племянник госпожи Гранберг. Я здесь всегда хозяйничаю, когда она в больнице.
– В больнице? – тупо повторил я, пожимая ему руку.
– Я так и знал, что она вам ничего не сказала. У моей тёти рак. Не особенно агрессивный, к счастью, но время от времени он возвращается, и поэтому она раз в несколько месяцев ложится в больницу. Тогда я беру отпуск и веду всю эту лавочку сам.
– Понятно, – вздохнул я. Значит, наручников не будет. И по его тону непохоже было, чтобы за дверью затаились полицейские.
Он улыбнулся. Жизнелюб, как видно.
– Вы ведь на несколько дней уезжали? И ничего не знаете про цирк, который был тут у нас в субботу?
– Цирк?
– Ваш сосед вызвал полицию. Он рассказал им, что у нас тут снимают порнофильмы с малолетками, и они ворвались в квартиру целым взводом, – он, смеясь, покачал головой. – У этого Толлара Лильеквиста не все дома, так что можно было всего ожидать. В принципе, он просто бедолага, чокнутый на своих безумных фантазиях. Но это стало уже последней каплей. Кажется, он имел зуб на третьего жильца, который здесь всегда только ночует с какой-нибудь подружкой. И в субботу с ним как раз была одна – только её при всём желании нельзя было принять за малолетку, – он хихикнул. – Я думаю, ей даже польстило, что полицейские всерьёз попросили её предъявить документы и подтвердить своё совершеннолетие. Я не верил своим ушам.
– Толлар вызвал полицию?
– Как потом выяснилось, да. Вечером они его поймали в каком-то парке, где он бегал нагишом и держал свои безумные речи насчёт того, что мир в руках сатаны, что близится конец и всё такое. Люди за него боялись, потому что он сбросил с себя одежду, а было всё же холодно. Да, кстати, я вспомнил… Вот только где же мой кошелёк… – Он поднял указательный палец и стал озираться. – Тётя поручила мне вернуть вам деньги. Ведь вы заплатили долг Толлара за квартиру, в том числе и за текущую неделю? А мы с воскресенья уже сдали его комнату другому жильцу.
Я отмахнулся.
– Оставьте как есть. Все в порядке.
– Да? Ну как хотите, я спорить не буду, – осклабился он. – Кстати, вам пришёл по почте пакет. И тоже в субботу. Я за вас расписался и положил его в вашей комнате; надеюсь, я всё сделал правильно?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151