К тому же на данный момент у меня вообще не было этого тяжёлого снаряжения.
Я чуть не проглядел её. Если бы я не сидел на полу, у меня бы вообще не было шанса её обнаружить. И так-то мой взгляд лишь случайно упал на узенький краешек бумажки, которая лежала на сейфе сверху, в узкой щели под полкой шкафа.
В десятку. Я выудил эту бумажку, уже заранее догадываясь, что я нашёл. Догадка не обманула меня: то был код сейфа, записанный на оборотной стороне визитной карточки – должно быть, техника, который его монтировал.
В сейфе было множество бумаг, значение некоторых было не сразу понятно. Почему, например, доктор Рето Хунгербюль хранил в сейфе целую стопку счетов, списанных с его кредитной карты? То были почти сплошь счета за отель, всегда лишь на одну ночь, с промежутками примерно в две недели, всегда в Упсале. Что, тайная возлюбленная? Можно не сомневаться. Человек такого общественного положения просто обязан иметь любовницу. По-видимому, хорошенькую, молоденькую штучку, которая прельстилась его должностью и толстым бумажником. А для чего же ещё такое положение?
Другие папки содержали внутренние документы: аттестации сотрудников, некоторые с едкими комментариями, списки людей с указанием оклада, переписка с головным офисом в Базеле о бюджете и персонале. Это было уже интереснее. Я тщательнее просмотрел эти документы, но до того, чтоб напрямую внести в платёжную ведомость похитителей Кристины, они не дошли; все без исключения фамилии стояли и в официальном штатном расписании организации. Придётся рыть глубже.
Другая папка, из солидной зелёной кожи, содержала секретные послания головного офиса руководителю местного представительства. Ого! Я поправил висящий у меня на груди фонарик и углубился в увлекательное чтение.
Как и ожидалось, многие письма касались того обстоятельства, что одной из учёных концерна была присуждена в этом году Нобелевская премия по медицине. Это звучало так, будто это событие стало для «Рютлифарм» полной неожиданностью и будто никто даже отдалённо не рассчитывал на такой исход.
Ну, правильно. Я бы на их месте тоже делал такой вид.
Один лист, отличающийся по формату, описывал жизнь и деятельность доктора Эрнандес Круз и вполне мог быть задуман как шпаргалка для руководства филиала, которое добьётся пресс-конференции на тему Нобелевской премии. Правильно: второй листок такого же строения перечислял факты и даты самой Нобелевской премии. Среди прочего был подробно расписан и способ вручения.
Интересно, что и такие вещи были для чего-то нужны. Я в отдельную стопочку складывал те листы, которые собирался взять с собой для более подробного изучения. Ведь можно было сделать существенные выводы даже из того, что там упомянуто – а что нет!
Многие бумаги содержали только медицинские вопросы и вопросы стратегии фирмы – какие серии опытов какие успехи показали, какие новые медикаменты когда и как надо вводить на рынок, в каких странах приходится наталкиваться на трудности с органами здравоохранения и какие препараты показали побочные действия. Часть текстов была замечательно откровенной; там были точнейшим образом освещены успехи конкурентов, названы встречные меры, и нередко на документах предупреждающе значилось: «Эта информация предназначена не для общественности», – хотя и без того на каждой странице в шапке стояла красная пометка секретности.
Я люблю читать подобные бумаги, особенно когда они предназначены не для меня.
Однако на вопрос, который занимает меня с момента внезапного появления в тюрьме Ганса-Улофа, эти внутренние циркуляры ответа не давали. А вопрос этот: что означает Нобелевская премия для «Рютлифарм»? Если не считать славы, чести и общего повышения рейтинга и биржевого курса – тех вещей, которым, естественно, радовалось бы любое фармацевтическое предприятие, – почему именно эта Нобелевская премия и почему сейчас! Что за срочность такая, ради которой пришлось пойти на такие чрезвычайные меры? Ничто из того, что я читал, не давало ответа на эти вопросы.
Может, есть ещё более тайная информация, чем эти секретные циркуляры? От «секретно» до «совершенно секретно» возможны, в конце концов, несколько промежуточных ступеней. Я перебрал стопку документов и наткнулся на два конверта из плотного картона – судя по надписям, доставленные курьером из Базеля в Стокгольм – очень дорогой способ доставки – с требованием передать исключительно лично в руки адресату, по предъявлении удостоверения личности.
Я знал такого рода курьеров, даже сделал немало тщетных попыток подкупить хоть одного из них. Этот мой отрицательный опыт делал оба конверта вдвойне интересными.
Я открыл один и достал его содержимое – две скреплённые сшивки, листов по двадцать каждая. Рассмотрев их поближе, я невольно улыбнулся. Как оказалось, «Рютлифарм» пользовался услугами одного промышленного шпиона, чтобы выведать сведения о крупном конкуренте «Пфицер».
«Пфицер» – один из самых больших фармакологических концернов мира. После долгой, сытой жизни в безвестности, в стороне от публичной шумихи, фирма несколько лет назад попала под огни рампы благодаря скорее случайному изобретению первого действительно эффективного средства повышения потенции – виагры. Я пробежал текст глазами. Речь в нём шла об экспериментах с рядом новых медикаментов под кодовыми названиями от «Распутин-1» до «Распутин-92». Было перечислено немало побочных эффектов, некоторые из них кто-то подчеркнул красным и отметил на полях восклицательным знаком. Много места занимали результаты неврологических обследований, которые я понимал лишь наполовину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151