Я его почти не слушал. Я наклонился вперёд, сполз с кресла на колени, разложил отпечатанные листы на полу и пробегал по строчкам текста на чужом языке, водя по ним пальцем. Где-то это должно быть. Хунгербюль всему вел учёт, протоколировал каждую мысль и каждое событие.
– Гуннар… Ты чокнулся. Кольстрем не такая уж редкая фамилия.
Я его не слушал. Детский дом попадался в тексте не раз. Но какой? Где?
– Ладно, пойду надену что-нибудь. Холод зверский.
Я чувствовал, как в моих жилах пульсирует кровь. Мой охотничий инстинкт пробудился и взял командование на себя, он выпарил из моего тела всю водку и заменил её на адреналин. Вот. Запись почти годичной давности.
Интересный контакт: сегодня утром познакомился с другом моей экономки. Надзорный куратор освободившихся из тюрьмы. Сказал ему, скорее ради шутки, что у него ведь, в силу профессии, должны быть хорошие связи с преступным миром. Ответ был такой: да, а что именно вам нужно? Кажется, он принял это всерьёз. Его зовут Пер Фаландер, он живёт в Бьёркхагене.
– Собака, – невольно простонал я. – Проклятая собака…
Могло ли такое быть? Я перечитал ещё и ещё раз, проморгался, чтобы прогнать чувство, что всё это мне только снится. Пер Фаландер! Так и написано, чёрным по белому. И ошибки перевода при чтении имени не может быть.
– Это не случайность, – сказал я в пустую гостиную.
– Что? – послышалось из спальни.
– Я говорю, это не случайность. – Я сгрёб листы и встал. У меня всё болело. Да, и в самом деле было холодно. За окнами свистел ледяной ветер, и холод проникал сквозь щели. Я швырнул стопку бумаги на кресло, схватил пистолет и шатаясь побрёл в спальню.
– Это не случайность, – повторил я и объяснил Димитрию, что я обнаружил. – Пер Фаландер, конечно, знает всю мою подноготную, в конце концов, он надзирает за мной уже двадцать лет. Про детдом я рассказывал ему больше, чем кому бы то ни было на свете.
– Но всё равно, по-моему, это просто дурная случайность, нет? – скептически сказал Димитрий, уже натянув брюки, но всё ещё не справившись с наполовину вывернутым пуловером. – Вот чтобы именно твой надзорный куратор спутался именно с экономкой этого типа из «Рютлифарм», а потом ещё и…
В моих ушах стучало, как в кузнице, детали пазла неотвратимо сдвигались в одну картинку.
– Вот почему полиция нагрянула в пансион. Хунгербюль вернулся из Швейцарии, естественно, прослышал про заложенную бомбу, заглянул в сейф и обнаружил пропажу засекреченной дискеты своего важнейшего проекта. Шум он поднимать не стал, но вспомнил про своего человека по связям с преступным миром, Пера Фаландера. Который, в свою очередь, вспомнил о том, что насчёт «Рютлифарм» его спрашивал я, Гуннар Форсберг, взломщик и промышленный шпион. Они сосчитали, сколько будет дважды два, и натравили на меня полицию.
Димитрий моргал.
– Ну и ну. Настоящая авантюра.
Детали пазла. Клик. Всё сошлось. Поэтому мой инстинкт и забил тревогу. Тревога, тревога!
– Кристина в детском доме, – констатировал я. Это не было итогом логического рассуждения, это был инстинкт в чистом виде. Никогда в жизни я не был настолько уверен в своей правоте. – Если Кольстрем сообщник концерна «Рютлифарм», то она там. Больше ей негде быть. Может, сидит в той же самой норе, где и я когда-то сиживал не раз. Или, по крайней мере, была там…
Каждая клеточка моего тела подавала мне подтверждающий сигнал. Каждая клеточка моего тела дрожала от ярости, от страха и решимости.
Сегодня может случиться так, что я кого-нибудь убью.
– Димитрий, – сказал я, дыша своими лёгкими, словно кузнечными мехами, – мне нужна твоя машина. Обязательно. Сейчас же.
– Конечно, – сказал Димитрий. – Бери. Машину я тебе всё равно дам, даже если ты отведёшь от меня дуло своей пушки.
Глава 46
Когда я вышел из дома, весь район лежал во тьме и тишине и уже начал исчезать под снегом. Сейчас обрушится один из тех снегопадов, которые погребают под собой землю так, будто кто-то наверху опорожнил кузов гигантского самосвала.
Но это не повод для того, чтобы остановиться. Моя ярость растопит и сметёт всё, что стоит на её пути, сомнений в этом не было.
Я нашёл «сааб» на том месте, которое описал мне Димитрий, ключ подошёл, и внутри воняло его сигаретами: значит, машина точно его. Всё, к чему я прикасался, было грязное и ледяное, но мотор всё же завёлся – после того как я несколькими частыми и настойчивыми поворотами ключа зажигания убедил его в том, что не отступлюсь. И, о чудо, бак был полный.
Буран подождал, когда я выеду из Стокгольма, и тогда обрушился всей мощью. Вокруг меня всё разом превратилось в сплошное серо-белое месиво, состоявшее из снега, ночи и скудости света фар, и я почувствовал, как машина завиляла задом, а колёса поехали юзом. Медленнее. Другие вон вообще остановились. Я проехал мимо доброй дюжины машин, которые припарковались у обочины, и среди них было как минимум три тех старых, танкообразных «вольво», которые обычно не боятся ничего.
Ещё медленнее. Вот уж чего нельзя допустить ни в коем случае, так это дорожной аварии. Полиция ищет меня, и если я попадусь ей в лапы вне Стокгольма, они отправят меня обратно в тюрьму с благодарностью, что я своим нарушением надзорного режима предоставил им для этого удобный повод, и с такой скоростью, какую только позволит погодный режим дорожного движения.
Другими словами: если я въеду в кювет, Кристина считай что мертва.
Это была мотивация к предельной внимательности.
Постепенно дело дошло до скорости пешего шага. «Дворники» упирались, флипп-флапп, флипп-флапп, горячий обдув гудел на полных оборотах, а я чувствовал скрип снега под шинами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151