Странно, вы не находите?
– Вы хотите сказать, что это заложено в генах?
– Не знаю, в генах ли. – Она убрала прядь, упавшую на лицо. Казалось, она находила это забавным. – Если да, то плохи ваши дела. Ведь судя по тому, что мне рассказывала Кристина, оба тогда так и не вернулись больше в детдом. Они продержались одни до взрослого состояния, представляете?
Это я, без сомнения, мог представить себе куда лучше ее. Пора было переходить к делу.
– Интересно, – сказал я, – но я думаю, что сейчас совсем другой случай. Мне хотелось бы выяснить, не замечали ли вы в Кристине каких-то странностей перед её исчезновением. Не казалась ли она вам какой-то не такой? Не разговаривала ли с кем-то посторонним, неизвестным? Не поджидал её какой-нибудь мужчина?
– Мужчина? – удивилась она. – Вы думаете, Кристина могла спутаться со взрослым мужчиной?
– Правила дознания таковы, что я могу вам только сказать, что у нас есть основания для таких допущений, – сказал я. – Я сожалею, что мне приходится так формулировать. – Всё это показалось мне вдруг бессмысленным. При такой благодушной наивности эта женщина гарантированно не заметила ничего, что могло бы мне пригодиться.
Надо бы действительно её завалить, подумал я. Пошло бы только на пользу её чувству реальности.
Она наморщила лоб.
– Дайте подумать…
Видимо, ей и впрямь нечасто приходилось делать это. Тут раскрылась дверь, и в класс просунул голову чернокожий уборщик со шваброй.
– Вы ещё не закончили? – спросил он с акцентом. Классная руководительница Кристины вздрогнула.
– Что? А, да, закончили. Минуточку, мы сейчас… – Она повернулась ко мне. – Скажите, господин Нильсон, я не знаю, как вам, а у меня, честно говоря, живот от голода сводит. А дома у меня есть свежий пирог. Не хотите ли заглянуть ко мне на чашку кофе? Я живу тут рядом, в многоквартирном доме на углу, в пяти минутах. Это особенно ценно по утрам, – добавила она, хихикнув.
Я озадаченно посмотрел на неё. Те нейроны, которые по своему историческому происхождению относились скорее к реликтовой части моего головного мозга, сформулировали бы ответ, если дать им волю, примерно так: Да, гениально, и там я тебя обязательно трахну, и будь что будет. Однако нейроны моих больших полушарий были откалиброваны в полные лишений годы тюремной социализации в соответствии с правилами игры человеческого общества и вынужденно научились лицемерию, а их вотум имел преобладающий вес. Поэтому моя реакция состояла лишь в сдержанном кивке.
– Почему нет? С удовольствием.
Всё отлично, подумал я, когда мы встали.
По дороге к жилым домам я узнал, как её зовут.
– Биргитта Никвист. Я классная руководительница 8-го «А» и веду у них математику. Но пару недель назад мне пришлось взять на себя и уроки шведского языка, потому что коллега ушла в родовой отпуск, – оживлённо болтала она, когда мы шли по улице, поднимаясь в горку. – Вот на кого я сердита, можете мне поверить. Представляете, что она устроила? Оставила непроверенными целые стопки сочинений. Некоторые пролежали больше месяца, причём во всех классах, которые она вела. Это значит, что мне сейчас придётся проверять сочинения, которые скопились за два месяца, представляете? Я понятия не имею, где мне взять время на это.
Я буркнул что-то неопределённое. Мне бы её заботы.
На пригорке против школы стояли два шестиэтажных дома оливкового цвета, окружённые тонкими, чахлыми соснами. Биргитта жила на последнем этаже. Без лифта.
– Всё, восхождение окончено, – возвестила она, когда мы наконец забрались на самый верх и она открыла дверь. В отличие от меня, она даже не запыхалась. Привычным движением она достала из кармана куртки мобильный телефон и сунула в зарядное устройство на комоде.
Хорошая идея. Я полез в карман и тоже отключил свой телефон. При моей везучести Ганс-Улоф позвонит мне в тот самый момент, как только я залезу ей в трусы.
Квартирка была маленькая и сразу видно, что девичья. Каждая стена была выкрашена в другой пастельный цвет, всё было жутко романтично, опрятно и чисто. Времени, чтобы вставлять в рамочки фотографии со школьных экскурсий и развешивать их на все свободные места, ей явно хватало. Был тут и небольшой стеллаж с книгами у письменного стола, на котором стояло несколько кривых, косых и плохо покрашенных глиняных вазочек с карандашами и шариковыми ручками. На полках были рассажены мишки, мягкие игрушки и расставлены прочие безделушки.
Я сделал короткий обход гостиной и холла. Одна стеклянная дверь выдавала, что за ней располагается ванная. Дверь, которая была закрытой, вела, следовательно, в спальню. Будем знать. Из кухонного окна видна школа, правда, перед этим взгляду приходилось пробиваться сквозь множество соломенных звёзд и прочую рождественскую мишуру.
Она указала мне на место у окна за маленьким столиком и налила воду для кофе.
– Вам с сахаром? – спросила она, и, когда я кивнул, поставила на стол лилового керамического бегемотика с дырой в спине, наполненного коричневым сахаром. Ну, ясно, как же иначе.
На тарелке громоздилась целая гора нарезанного кусками пирога манящего вида и аромата.
– Рождественский кекс я пока, к сожалению, не испекла, – сказала она, обставляя меня тарелками, чашками и обкладывая десертными вилками.
– Ничего, я не особо охоч до изюма, – ответил я и почувствовал, что голоден. Она тоже явно проголодалась, потому что принялась за свой первый кусок, ещё заваривая кофе. Кофейный фильтр, кажется, пропускал воду по одному атому.
– Судя по всему, у вас с Кристиной было взаимопонимание, – сказал я, чтобы увести разговор подальше от всех этих кофе?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151