Я сел напротив него. Перед ним стояла большая тарелка «антипасти» и початая бутылка кьянти, которая гарантированно происходила из самого конца карты вин с самыми высокими ценами. – Но можно ли мне всё же исходить из того, что вы здесь не случайно и не только для того, чтоб поздороваться со мной?
– Это точно, – сказал я. – Я хотел бы вас кое о чём просить.
Мортенсон поддел вилкой сушёный томат, законсервированный в масле.
– На прошлой неделе вы доказали, что ещё знаете, где находится моя адвокатская контора. И теперь я спрашиваю себя, почему, – сказал он, сунул в рот кусочек, с наслаждением прожевал его, проглотил, запил глотком вина и продолжил: – вы берёте на себя риск помешать мне в моём, так сказать, священнодействии и тем самым склоняете меня к тому, чтобы я отказал вам в вашей просьбе?
– Просьб даже две.
Тут его брови поднялись.
– Это ещё хуже.
Я невольно улыбнулся.
– Во-первых, – сказал я и сцепил пальцы перед собой на столе, – я должен просить у вас прощения, что я вам помешал.
Мортенсон насторожился, проницательно оглядел меня.
– Не ослышался ли я: вы только что употребили выражение «просить прощения»? Ибо если мне померещилось, то я должен требовать, чтобы мне принесли другое вино.
– Вино, я думаю, в порядке.
– Вы меня успокоили. А то ведь оно свински дорогое.
– Во-вторых, я хотел бы просить вас о помощи одному моему другу.
Мортснсон отложил свои приборы, снял очки и основательно промассировал себе переносицу.
– Вечер чудес. Гуннар Форсберг проявляет заботу о ком-то другом, кроме себя. Сегодня я не смогу уснуть от восторга, что мне довелось пережить такой момент. – Он снова аккуратно надел очки и осмотрел меня, сощурившись. – Как я полагаю, это неотложно? Говорите же. Только тихо, если можно.
Я нагнулся к нему и вполголоса рассказал ему, что было известно о Димитрии. Сдержанная итальянская музыка заботилась о том, чтобы ничего из моего рассказа не дошло до соседнего столика, за которым, правда, сидела лишь воркующая парочка, у которой на уме было совсем другое.
Мортенсон предался поеданию артишока и затем спросил:
– Это дело в России – вы не знаете, о чём там речь?
– Нет. Но насколько я знаю Димитрия, он виноват, как Иуда.
– Хм, понимаю. – Он размышлял, пережёвывая. – Когда он был арестован? Во вторник? Это значит, насколько я могу судить, что в среду… но в среду был нобелевский день, такие вещи в такой день, скорее всего, не делают, значит, скажем так, в самолёт его посадили в четверг. Сегодня пятница, и она уже кончилась, а там выходные… Это значит, ваш друг в любом случае сидит уже в русской тюрьме. Хорошо, я посмотрю, что можно будет сделать. У меня есть кой-какие связи в Санкт-Петербурге, и найдётся коллега, который разберётся на месте.
– Спасибо, – сказал я.
Мортенсон наткнул на вилку толстый ломоть ветчины, сложив его вдвое.
– Могу ли я, пользуясь случаем, спросить вас, как вы собираетесь со мной расплачиваться? Поскольку это недёшево, должен вам сразу сказать.
– Деньги у меня ещё есть, не беспокойтесь.
– От нелегальных операций, надо полагать?
– Это не обсуждается. Тем более что на купюрах этого не видно.
– Да, не пахнут, верно. – Мортенсон покачивал вилкой с ветчиной. – Гуннар, всё-таки вы умный парень. Не могло бы вас заинтересовать применение вашего несомненного таланта для добычи денег легальным путём? Причём гораздо больших денег, чем вам приносила когда-либо в прошлом ваша рискованная работа?
Я напрягся всем телом. В продолжение мгновения я чувствовал желание встать и уйти. То был импульс, исходящий прямо из моих клеток, которые боялись потери свободы. Но этот импульс был уже не такой сильный, или произошло что-то другое, во всяком случае, я смог его побороть и остался спокойно сидеть на месте.
– Говорите, – сказал я.
– Я мог бы вам с ходу дать полдюжины клиентов, которые настоятельно нуждаются в вашем совете. И, в отличие от вашего надзорного куратора, я не хочу за это ни одного эре комиссионных. Мне довольно одного чувства, что я внёс свой вклад в доброе дело.
Глава 52
Так я стал работать консультантом по безопасности. Вместо того, чтобы ночами вторгаться в фирмы и похищать информацию, я советую им, как обезопасить себя от вторжений и защитить свою информацию от шпионов. Пусть это не особенно оригинальное превращение, но зато выгодное. Даже на удивление выгодное: на обновлении системы безопасности фирмы я зарабатываю больше, чем мне принесло бы похищение всех её секретов. Моя укоренённо негативная установка прекрасно помогает мне проникнуться возможными планами плохих ребят, и, как я обнаружил, этого достаточно, чтобы вечером спокойно засыпать.
Но больше всего меня озадачило, что распространённая пословица насчёт того, что преступление себя не окупает, оказалось истинным совсем в другом смысле, чем обычно думают. Если посмотреть, сколько трудов и рисков я брал на себя раньше и как мало, в конечном счёте, при этом зарабатывал, остаётся только сокрушаться. Признаться, с честно заработанных денег приходится платить налоги, а шведское государство берёт, не стесняясь. Но Фаландер тоже брал, не стесняясь. Может, стоило бы прочитать на этот счет ряд лекций в тюрьмах.
То, что я учредил свою фирму как раз на те деньги, которые заработал на последних нелегальных операциях, отнюдь не вызывает у меня угрызений совести, в отличие от Мортенсона. Ведь на благое дело пошли, не так ли?
Естественно, офис, который прилагался к моей квартире, я оставил за собой. Теперь там стоит письменный стол, кожаное кресло, компьютер с выходом в Интернет и несколько стеллажей для бухгалтерских нужд, для технических проспектов от производителей охранных систем и для специальных журналов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151