Денежное вознаграждение Нобелевской премии в размере около одного миллиона евро – одно из самых высоких в мире. И так было всегда. Правда, в первые годы своего существования, до крупных инфляции и мировых войн, номинально она была меньше, но и тогда соответствовала двадцатипятилетнему денежному содержанию профессора высшего учебного заведения и представляла, пожалуй, даже большую ценность, чем в наши дни. Нобель хотел – отсюда и революционная по тем временам ориентированность премии на индивидуальные лица – поддержать молодого, подающего большие надежды исследователя или деятеля искусства и сделать его независимым от материальных ограничений.
На практике, однако, лауреатами становятся в основном старые мужчины, которые награждаются за давние открытия. Уже многие десятилетия средний возраст нобелевского лауреата – шестьдесят два года, а доля женщин среди них – 4 процента. Однако, несмотря на всю критику и враждебность, Нобелевская премия как была, так и остаётся – может быть, даже больше, чем когда бы то ни было – самой желанной в мире наградой. Это уже институция. Ей не надо ни представлять себя, ни оправдываться, ни отчитываться перед кем бы то ни было. Существует множество премий за множество разнообразных достижений, у некоторых денежная часть даже выше, однако все они бледнеют рядом с Нобелевской премией.
Многие решения Нобелевского комитета подвергаются критике, некоторые оказываются и вовсе ошибочными, но это всегда независимые решения. Насколько известно, ни официальное, ни дипломатическое давление никогда не оказывало воздействия на выбор лауреатов. Нобелевский комитет придаёт особенное значение своей стойкости против лоббирования со стороны заинтересованных кругов.
Всем ясно, что, если бы однажды дело дошло до подкупленной Нобелевской премии, это означало бы её конец.
Точнее: если бы дело дошло до этого – и об этом стало известно.
В тот год, когда что-то пошло неладно, произошёл трагический случай. В начале октября «Макдоннелл-Дуглас-87» компании SAS, набирая разбег для взлета в миланском аэропорту Лината, врезался в самолёт Cessna-Business, который из-за густого тумана в это утро заблудился на взлётной полосе. Пассажирский самолёт протаранил багажный ангар, развалился на две части и, полностью заправленный для полёта в Копенгаген, загорелся. Ни один из ста четырёх пассажиров, среди которых было пятьдесят шесть итальянских граждан, не выжил, равно как и никто из шести членов экипажа и четырёх человек на борту Cessna.
В ходе расследования выяснилось, что наземная радарная система аэропорта уже несколько дней не действовала в связи с работами по техническому обслуживанию. Связь между диспетчерской и самолётом Cessna, вопреки международным стандартам, предписывающим использование исключительно английского языка, проходила частично по-итальянски, к тому же диспетчерская не потребовала от пилота Cessna подтверждения своих указаний. Несколько ошибок, каждой из которых можно было избежать, привели к трагической катастрофе.
За дискуссиями о недостаточных мерах безопасности миланского аэропорта и общей неразберихе компетенций итальянского авианадзора так и осталось незамеченным, что среди погибших шведских пассажиров было три профессора стокгольмского Каролинского института. Другими словами, три члена комитета, которому через несколько дней предстояло принять решение по Нобелевской премии в области медицины.
Глава 3
Большинство врачей неуютно чувствуют себя в церкви, особенно когда поводом для их присутствия служит отпевание. Помыслы и стремления медицины направлены на улучшение жизни или хотя бы на её продление, и тому, кто отдаёт свои силы этой борьбе, тяжело оказаться перед лицом факта, что, несмотря на все старания и достижения, в конце жизни неизбежно стоит смерть, как и во все времена, без надежды на другой исход.
В нынешнем случае смерть наступила преждевременно, неожиданно и с чудовищной внезапностью, к тому же она унесла трёх выдающихся медицинских исследователей – что было совсем уж подло. Поскольку власти Италии не выдали трупы трёх профессоров ко дню отпевания – поговаривали, что они ещё не извлечены полностью из обгоревших обломков, – у алтаря стояли лишь фотографии, обрамлённые в сдержанный хром, с чёрными траурными лентами, крупноформатные чёрно-белые копии официальных портретов, которые пресс-служба Каролинского института держала наготове для публичных целей. Выглядели они достойно, все трое. Их вдовы сидели в первом ряду, одна была в слезах, остальные две ещё пребывали в шоке.
Скамьи позади них были зарезервированы для профессуры института, дальше располагались ассистенты, аспиранты, лаборанты, секретарши, служащие администрации и, наконец, многочисленные студенты, насколько в церкви хватало места.
В середине четвёртого ряда сидел профессор Ганс-Улоф Андерсон, фармаколог, который работал в институте уже больше девятнадцати лет. Впоследствии он признавался, что совершенно не вникал в слова священника. Вместо этого он украдкой поглядывал на свои часы и спрашивал себя, все ли с ними в порядке; уж больно медленно тянулось время.
Пока священник вещал, какие замечательные люди были трое умерших, и все с серьёзными минами слушали, Ганс-Улоф Андерсон мысленно уже забегал вперёд. Придётся пожимать вдовам руки и выражать соболезнования, а этого момента он страшился. Но деваться некуда. Трое погибших были его коллегами, знали они друг друга и по общим праздникам, приёмам и другим поводам. Более того, одна из этих женщин насколько неожиданно, настолько же и трогательно заботилась о его дочери Кристине после того, как жена Ганса-Улофа Инга четыре года назад погибла в автокатастрофе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151