очень редко мне попадается на глаза Ваше имя. Разве институт приказал долго жить? Чтобы Вы ушли на отдых, оставили научную работу,— этого я не допускаю. Вы из тех, кто не оставляет свой пост до последнего дыхания, а смерть встречает, как римские императоры, стоя. Другим я Вас себе не представляю!»
Федор Ипполитович закрыл глаза, и перед его внутренним взором вдруг возникло злорадно улыбающееся лицо Игоря...
Больше писем Федор Ипполитович не читал. Долго сидел, стараясь ни о чем не думать, не отрывая взгляда от маятника, который медленно колебался то влево, то вправо и будто повторял: не выпрыгнешь, не опередишь... А на столе выросли две кучки изорванной бумаги.
Мария Степановна, дежурившая в пропускнике медсестра, позвонила незадолго до двенадцати.
— Привезли больного. Парез 1 кишечника. Сифонная будет готова через две минуты.
Весь вечер Друзь не мог сосредоточиться. Словно мошкара, поминутно налетали на него посторонние мысли. Но деловитый голос Марии Степановны сразу вернул его к действительности.
— Иду.
И первого, кого Друзь увидел в пропускнике, был больной.
Он лежал на покрытом простыней топчане, голый до пояса, подготовленный для осмотра. Под мышкой у него торчал термометр.
Сразу бросились в глаза неестественно вздутый живот, запрокинутая назад голова, землистое, с заостренными чертами, давно не бритое лицо. Потускневшие глаза устремлены в потолок. Губы пересохли, даже корочкой покрылись. Обессилено лежали вдоль тела темные руки: чуть ли не до локтей въелась в них металлическая пыль.
Взгляд Друзя невольно задержался на этих руках. Такие же руки были и у его отца, слесаря вагоноремонтных мастерских. И лет, наверно, было бы отцу столько же... Нет, этому, пожалуй, около пятидесяти. Просто болезнь прибавила ему морщин, сделала тусклым взор.
— Здравствуйте.
Друзь присел у топчана. Пощупал пульс — он был вялый и слабый.
В глазах больного затеплилась усмешка. Он пригляделся к врачу и лишь после этого откликнулся:
— Добрый вечер.
И еще насмешливее стали его глаза: ничего, мол, нового я и от вас не услышу.
Не одну, должно быть, неделю пролежал этот человек, прежде чем доставили его сюда. Немало, по-видимому, бедняга слышал заверений, что вот-вот он снова станет здоровым. Но чувствовал он себя все хуже. Мало осталось в нем веры в искусство врачей.
Друзь слегка пожал больному руку.
— Давайте знакомиться. Меня зовут Сергей Антонович. А вас?
Больной глотнул воздух.
— Василь Максимович...— И вдруг заторопился: — Мне сказали... меня тут... не задержат,.. Промоют.,, и будьте здоровы... Правда?
Говорил он почти шепотом, отдыхая после каждого слова.
Друзь попытался успокоить его г
— Весьма возможно. Только я не чародей, насквозь вас не вижу. И скоростные методы в нашем деле не применяются.
Василь Максимович долго вглядывался в Друзя. Лицо его стало суровым и напряженным.
Легко догадаться, что его тревожило. Ему нужен был точный ответ на один-единственный вопрос: «А не вынесут ли меня отсюда вперед ногами?» И хотя Друзь привык к таким полным страха глазам, взгляд этого человека он выдержал с трудом.
— Та-ак...— заговорил наконец Василь Максимович.— Промывайте...— Он повернул голову к двери.— Там... видите? То Мишко... мой младший... Нечего ему тут околачиваться... Прикажите —марш отсюда...
Друзь оглянулся. Марии Степановны он не увидел. Она и санитар за ширмой — готовятся к процедуре.
Возле стола сидят двое: молоденькая, но очень серьезная врач «скорой помощи» в не совсем белоснежном халате, под которым, вероятно, тулуп — такой она кажется полной; незнакомый пожилой человек в расстегнутом, но с поднятым воротником пальто и такой растерянный, словно он стоит на одной ноге и не знает, куда поставить вторую...
Врач докладывала по телефону, что больной из Артемовки привезен в хирургичку (так фамильярно называла она научно-исследовательский институт хирургии)' и что очередной вызов она будет ожидать в здешнем пропускнике. Пожилой человек уставился на ширму.
Третий посторонний — совсем еще юный, бледный, испуганный — нервно переступал с ноги на ногу.
Услышав слова отца, юнец решительно качнул головой:
— Я пойду отсюда с Павлом Ивановичем. Опоздаем на трамвай — я на такси домой его доставлю.
Василь Максимович обратился к Друзю:
— Слыхали? Семнадцать... а начал уже... собственным умом жить...— Затем сказал сыну: — Верно... пешком Павло не дойдет.
Тот, кого так назвали, только теперь заметил Друзя. Он старомодно поклонился.
— Заводский врач. С электромеханического.
Друзь назвал себя.
— Ф-фу! — Павло Иванович словно стал наконец на обе ноги.— Разрешите, я сниму пальто. У меня к вам два слова перед тем, как вы начнете осмотр и... и процедуру. Ну вот... Привез я к вам лучшего нашего мастера — Василя Максимовича Черемашко.— Он заглянул Друзю в глаза: проникся ли тот должным уважением к новому пациенту? — Слыхали такую фамилию? Ее часто упоминают в газетах. Даже в «Правде».
На топчане, закрыв глаза, словно его крайне утомили несколько сказанных им слов, лежит больной. Как помочь ему — вот о чем прежде всего надо думать. А кто он — об этом можно и после...
Друзь сухо прервал Павла Ивановича:
— Что с ним?
Павло Иванович овладел собой. Но, рассказывая, он то и дело растерянно оглядывался на больного.
— Я думал, и не только я, у Василя Максимовича что-то с печенью или с желчным пузырем. Инфекция или интоксикация. Вот уже две недели он у нас на соответствующей диете и пенициллине. Наметилось было улучшение... А сегодня — совершенно неожиданно — парез кишечника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49