Мало того — день ото дня они становятся все навязчивее. Слушки и перешептывания тех, кто уютно себя чувствует за спиной Самойла Евсеевича, здесь ни при чем. Друзь им не товарищ и не попутчик. И попробовал бы кто-нибудь из них непочтительно отозваться о Федоре Ипполитовиче...
Друзь никогда не забудет, чем он обязан своему учителю! И если бы то, о чем он нечаянно проговорился Татьяне Федоровне, оказалось выдумкой, не было бы на земле человека более счастливого, чем Сергей Друзь.
Он порывисто прошелся из угла в угол, не замечая, что хромает сильнее обычного.
К сожалению, он ничего не выдумывал. И ничего не сделал для того, чтобы прекратить слухи, перешептывания и переглядывания, чтобы никто не превозносил профессора Шостенко до небес за его промахи и ошибки, которые случаются все чаще и чаще.
И что, если такая же статья появится об их институте, о его научном руководителе? А она рано или поздно непременно появится!
Что тогда?
Долго стоял Друзь не шевелясь, обеими руками опираясь на палку, не зная, каким должен быть его ответ. Неужели он один из тех трусов, которые даже перед собой притворяются, будто у них только одно стремление— найти истину,— и поворачиваются к ней спиной, когда она сама идет к ним в руки?
На дежурстве Женя чувствовала себя не медсестрой, а сторожем.
Для больных вечер прошел спокойно. Умиротворенные двухчасовыми разговорами с родными, лежачие больные не задерживали красивую сестру возле себя, а ходячие почти не подсаживались к ее столику в кори
доре. Но, как всегда, она была той, на ком сосредоточивались все взгляды.
Если бы Женя стала вдруг уверять, что она равнодушна ко всеобщему вниманию, ей никто не поверил бы. Какой девушке не льстит, что ее окружает откровенное восхищение, что к ней обращаются со словами, от которых, пусть хотя бы чуть-чуть, чувствуешь себя необыкновенной.
Но как только Женя начала работать в клинике, ей почему-то наскучило это. Удивительно, как это она раньше не замечала, что все ее поклонники чрезвычайно однообразны, словно их отштамповал один пресс. И юноши, и те, кому пора уже прощаться с молодостью, и те, у кого виски припудрены сединой,— каждый хочет, чтобы Женя слушала только его, бывала только с ним, верила, что ни с кем другим она счастья не найдет. А ведь ни один из них не имеет даже приблизительного представления о том, какое оно, ее счастье. Да и сама она этого еще не знает.
Стала ли Женя за последние месяцы лучше разбираться в людях — кто ее знает. Но сегодня в присутствии этого сухаря Сергея Антоновича Друзя она нисколько не растерялась, быстро доказала ему свое право на ночное дежурство. И добилась этой победы не тем, чем одарил ее бог, а приобретенным за последние месяцы. Когда Друзь ушел, Женя долго не могла успокоиться — столько в ней было торжества, правда, разбавленного злостью: с какой стати этот сухарь не поверил ей с первого слова!
И он здесь, пожалуй, единственный, кто не попытался заглянуть ей в глаза и сказать нечто многозначительное. Он вообще самый незаметный среди ординаторов мужского отделения.
Когда у человека за душой есть что-то, этого ничем не скроешь. Оно, как родничок, пробивается наружу. А Сергей Антонович — всего лишь мельчайший из астероидов, окружающих профессора Шостенко. Только и заботы у него, что вращаться вокруг своего светила да еле-еле поблескивать занятым у него светом. Откуда же тут взяться чему-нибудь живому?
Когда Женя поспешно просматривала «Радянськую культуру» перед тем, как отослать ее Сергею Антоновичу, никакого интереса к тому, чем живет Друзь за стенами
клиники, у нее не было. С газетой она возилась от нечего делать.
Ну, и предшествовал этому любопытный случай,— другая на Женином месте сгорела бы от любопытства.
Минуты не прошло, как Сергей Антонович вышел из отделения, а на столике тихо, словно боясь потревожить больных, загудел телефон. Незнакомый женский голос спросил:
— Скажите, пожалуйста, Сергей... дежурный врач сейчас у вас?
На свете есть женщина, которая звонит на работу одинокому ординатору и запросто называет его Сергеем? Ну и сенсация будет завтра утром в клинике! Из этой новости Женя тайны не сделает.
Удивление не помешало девушке ответить подчеркнуто официальным тоном:
— Дежурный доктор вышел.
— Жаль.— В телефоне вздохнули.— А куда надо ему звонить?
Женя ответила еще официальнее:
— Скажите дежурной на коммутаторе, что вам...
— Именно так я и сделала,— перебили ее.— Видно, мне не повезло: позвонила, когда Сергей Антонович от вас уже вышел, но никуда еще не пришел.
— Кажется, он в физиологической лаборатории...
В телефоне вздохнули еще выразительнее.
— Благодарю вас... Не с мужским ли отделением меня соединили?
Обращалась к Жене как будто в дружеском тоне. И голос принадлежал женщине, которая знает себе цену и не любит дважды повторять сказанное. Точно таким же тоном Женя теперь разговаривает со своими поклонниками.
— Да.
— Тогда у меня к вам просьба.
Что-то в этом голосе стало раздражать Женю, и она промолчала.
— Сегодня воскресенье,— продолжала знакомая нелюдимого ординатора.— Значит, вашим больным принесли уйму газет и журналов. Вероятно, у кого-нибудь найдется экземпляр «Радянськой культуры». Попросите эту газету и минут через десять передайте, пожалуйста, ее
дежурному врачу. Тем временем я подготовлю его, иначе он не догадается, что к чему... Договорились?
Голос становился все вежливее, а у Жени увеличивалась неприязнь к нему. Таким тоном либеральные аристократки в старинных романах разговаривают с камеристками, или, как их там, компаньонками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49