.. Почему тебе, Евда, не потолковать с ним о Тимче?
— А что тут будешь делать?! — говорит Евдокия.—
576
Какой толк говорить? О чем? Бранью не поможешь! В солдаты гонят силой, а женятся — вольной волей
— Может, в Белграде ему приглянется какая молодая белградка, если наши не подходят?! — вмешивается Дока, но, не получив ответа, умолкает.
Вспомнили еще кое-кого: Дику Грнчарскую, Ленче Кубеджийскую, Дону Чешменджийскую, Зону Ставрину и Иону Мамину — все как на подбор — красивые, порядочные, трудолюбивые девушки. Целую неделю не покладая рук хлопочут по хозяйству; по воскресеньям, надев шелковые платья, отплясывают коло, а в понедельник, вскинув мотыгу на плечо и распевая «Изумруд ты мой зеленый...», направляются в поле, на ниву или на виноградник... Все отличные партии для Манчи. Евда признает это и обещает поговорить с сыном.
— Ты, Евда,— вмешивается Дока,— побольше рассказывай ему о девушках! Чего ему сидеть неженатому, губить понапрасну свой век? Годы уходят! Что он, дервиш какой или монах, чтоб жить отшельником?! И я ему толковала, да меня он слушать не хочет!.. Брось, говорит, помолчи, Дока! Ты думаешь, мне жениться — все равно что тебе шкалик ракии опрокинуть? Поколе молод, дотоле и дорог! И не пожелал, собака, больше со мной разговаривать. Я вижу, с ним каши не сваришь, и оставила!.. А какие девушки пошли бы за него, сам паша бы не отказался! Уж как любо выйти замуж, но вдвойне любо выйти за нашего Манчу, особенно как он после службы вернулся из Белграда!.. А какое почтение мне оказывают, и все из-за Манчи! Я прекрасно понимаю, по какой это причине! Бегут через улицу, чтоб руку мне поцеловать... Только о Манче спросить стыдятся... Я в глазах у них читаю!.. И отлично знаю, ради кого они мне такую честь оказывают. Некоторые и в баню приходят, скажем, Дика Грнчарская, Гена Кри-вокапская и Ленче Кубеджийская. Да и Зона Замфиро-ва тоже, но та, как дочь чорбаджи, со своими ходит, с нами не купается и не разговаривает. А все прочие, если бы вы знали, какую честь мне оказывают, как заискивают! «Тетушка, тетушка, пожалуйста,— вот мое мыло»,— кричит одна. «Возьмите, тетушка Дока, мое мыло, оно душистое!» — кричит другая. Боже ты мой! Просто с ног собьются, за мной ухаживая!.. А я сижу, точно мать паши, прийимаю почести и от одной и от другой и думаю про себя: «Ах, рыбоньки! Не раздеритесь, чего доброго! Хоть я женщина и простая, но отлично понимаю, не из уважения ко мне вы увиваетесь!» И знай себе прикидываю: «Господи боже мой, которая же из них будет моей снохой на масленую?! Но хороши, до чего красивы — ого-го! Глаз не отведешь! Гляжу я на них, Евда, и диву даюсь! Как-то ханума Имер-аги подсела ко мне и говорит: «Видела, Дока, до чего хороша эта Зона Аджиско? Белая, как лилия, глаза — миндалины, шея — слоновая кость, а губы что огненный коралл! Эх, кабы не вера, что мешает и нам и вам, сосватала бы я ее с удовольствием за своего Халила!..» И правильно говорила женщина. Только тогда разглядела я Зону. И тут-то увидела ее тонкий стан, буйные косы, белые крепкие груди, точно две пиалы, а уж стыдлива-то как! Хо-хо-хо! — воскликнула Дока и, развалившись этак небрежно, закурила цигарку, отхлебнула из рюмки и продолжала: — Даже досада взяла. «Эх, бедняжка Дока, думаю, горькая твоя судьбинушка!.. Почему ты не парень, чтоб ее просватать или выкрасть у отца?!» Вот какая красавица!..
— Да помолчи ты, несчастье! — оборвала ее Евда.— И тебе не стыдно?! Как так можно говорить?!
— А что?! — удивленно оправдывается Дока.— Что я такого плохого сказала? Если я и смакую, то на словах, ничего плохого не делаю...— И выпивает еще рюмку анисовки.— Если хочешь, Евда, я всех их в бане как-нибудь соберу. Смотри тогда на них, любуйся, выбирай для своего Маичи любую, но и тебе будет жалко и досадно, что не ты Манча!
— Фуй! — восклицают тетки.— Вот безобразница! Тебе не стыдно? Фуй, какие разговоры! Иди домой! Гуляка несчастная!.. Ступай домой! — вскочив, закричали на нее все.— Кто тебя сюда звал?! Марш домой!
— Кому это идти домой? Мне, что ли? — вспыхнув, угрожающе спрашивает Дока и, сняв шлепанец, зажимает его в руке.— Пусть убирается Рушка! Какая она ему тетка?! А если придется нашему Манче туго, не вы, а я буду за него драться и ругаться!..
— Ахти, что она говорит! — укоряет ее Параскева, понижая от страха голос.— Еще жена ремесленника!.. Когда ты наконец возьмешься за ум?! Ах, Дока, Дока! Разве так разговаривают?! И тебе не совестно перед этой девочкой? — И она указывает на служанку Дону, одновременно подмигивая ей, чтобы она убрала чашки, рюмки и графин с анисовой, из которого чаше всех угощалась Дока, описывая посетительниц турецкой баки.
578
Сделано это было в самое время, ибо, останься графинчик под рукой у Доки, кто знает, что бы она еще брякнула, не ровен час, и кулаки в ход пустила бы, потому что феска и платок на ее голове уже полезли набок и выдавали ее настроение.
Потом все поднимаются с диванов. Дона уже повернула их шлепанцы носками к выходу, и тетушки, стоя, еще раз перечисляют имена девушек, которых Евда должна упомянуть и похвалить перед сыном.
— Пошли со мной в баню,— налетает на Евду Дока,— вот уж полюбуешься, поглядишь на настоящую девичью красу!.. Да что там! В серале у паши среди трех дюжин самых распрекрасных грузинок и турчанок таких не увидишь!..
— Ладно, ладно! Это проще простого, Дока! Пойдем как-нибудь! — соглашается Евда, чтобы поскорее от нее избавиться.— А сейчас иди ляг, сосни, Дока, маленько...
— На Зону чорбаджи Замфира поглядеть бы! — говорит Дока, прощаясь.— Я разузнаю, когда она пойдет в баню, и мы с тобой отправимся, я заплачу и за себя и за тебя,— поглядишь, полюбуешься на Зону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50