Здесь она частенько и прячется. Тут Зону охватывает непонятная сладкая истома и печаль, тут она предается тихим грезам, тут чувствует себя самой несчастной девушкой на свете, но почему несчастной — не знает. Здесь охотнее всего она проводит время: причесывается, переодевается по нескольку раз в день или, вынув свое карманное зеркальце (вделанное в крышку перламутровой шкатулки, которая одновременно служит ей копилкой), долго смотрится, надув свои алые губки и сморщив маленький носик. Или нарядится в материно венчальное платье из тяжелого персидского шелка, которое Ташана давно уже не носит,
592
поскольку оно вышло из моды, нацепит на себя ее драгоценности и, глядясь в большое зеркало, разгуливает по комнате... Комнатенку свою Зона без конца по своему вкусу убирает и прячется в ней, как только представляется случай скрыться от пытливых глаз домочадцев... Здесь бы она охотно и спала, да мать ни за что не позволяет. А Зона огорчается и начинает говорить о смерти.
— Когда я умру, мама, похорони меня красиво... А на могиле посади левкои, лилии, мальву и оливковое дерево.
Мать плачет и со слезами на глазах гоняется за ней из комнаты в комнату с туфлей в руке, а Зона смеется сквозь слезы и твердит свое:
— Вот умру, мама!..
* * *
Миновало чуть поболее трех лет. И поскольку все меняется, изменилась и Зона. Она пополнела, рот оказался значительно меньше, пропорциональным лицу, которое обрело красивые черты и другое выражение; косички выросли в длинные косы, а долговязый подросток превратился в стройную девушку. Только глаза остались прежними — большими, темными, с глубоким, как бездна, взглядом...
Подростком она не полагалась ни на свою красоту, ни на происхождение, но, превратившись в девушку, постепенно почувствовала свою силу и начала вести себя соответственно. Да если бы и не почувствовала, было кому ей подсказать. Родня у Замфира большая. Полным-полно одних теток. А они приметили не только то, как похорошела Зона, но и то, что она влюблена, и даже дознались в кого.
— Ох, горюшко! — воскликнула тетушка Таска, когда ей рассказали, как обстоят дела с Зоной, которую она все еще считала ребенком и, приходя в гости, неизменно приносила ей миндаль и кукурузные хлопья.— Бе-да-а-а! Что ж такое сделал город с нами и с нашими девушками! Ну и времена пошли! Ахти-и-и! Нет больше девушек! Были! Были! Теперь отец с матерью — ничто! Теперь девушки влюбляются в парней, не спрашивая, нравится ли отцу с матерью будущий зять. Бедная Ташана! Хоть иди да вешайся на кривой маслине!..— И Таска ударилась в плач, за ней, не долго думая, заревели Ташана, Зонина мать, и прочие тетки, случившиеся тут...
И все дружно навалились на Зону и не оставляли ее в покое до тех пор, пока, как им показалось, не выбили Мане из ее головы. И чем больше она хорошела, тем настойчивее ее убеждали и наставляли, что она должна блкэсти себя, всегда помнить, кто она, чья дочь. И перечисляли всех парней, отмечая, кто из них ей неровня, а кто мог бы составить приличную партию. О мастере Мане, разумеется, говорилось пространнее всего. Его забрасывали камнями и грязью.
— Ежели тебе никто не по душе в нашем городе, никого нет по вкусу, не беда! — без устали твердила ей каждый день развернуто и обстоятельно тетушка Таска, самая красноречивая из всей родни.— Есть и в Лескова-це подходящие купцы, и во Вране. Недаром говорят в народе: было бы золото, а кузнец найдется! А разве этот повеса Ухарь, сын контрабандиста, тебе пара, разве он под стать прочим зятьям Замфира?.. Твои сестры вышли замуж за настоящих людей, торговцев, а ты кого выбрала? Подумай, чья ты дочь! Чорбаджи Замфир в городе один, до самых Салоник и Филибы другого такого не сыщешь! Ах, дурная головушка! Молодо-зелено, ты что, хочешь стать женой ремесленника!.. Забудь его!.. Он человек бедный... шушера! Где его дома, магазины, где его луга и поля, где батраки? «У него есть лавка!» Эх, одна маята нынче с лавкой!.. А ты спросила, что у него есть в лавке? Как у того муллы Насреддина, который поутру сажает лук, а вечером его выдергивает и кладет под подушку: «Что мое, дескать, пусть будет со мной!..» Вот и все дела Мане! Утром под мышкой приносит, а вечером под мышкой уносит!.. Еще осел есть. Вот тебе и все богатство!.. Возьмет себе какую-нибудь голодранку, что будет торчать в базарный день и по субботам в лавке и смотреть, чтоб деревенские молодки не украли бы какую серьгу, да ругаться с теми деревенскими медведями! Прилично ли дочери чорбаджи Замфира сидеть в лавке, обедать вместе с подмастерьями и учениками и браниться с мужичьем?! Да ты и в деньгах не разбираешься, не знаешь, что больше — два гроша или миланче?! Эх, что значит молодо-зелено! Тебя растили в неге да холе, неужто станешь, женой ремесленника, будешь в лавке сидеть?! Чтоб тебя звали по мужу мастерицей, пуговичницей? А эта сумасшедшая гуляка Дока приходилась бы тебе теткой!..
Вода берег роет; капля камень точит,— говорит древняя мудрая поговорка. Так и здесь получилось. Настойчивые советы и наставления сделали в конце концов свое дело. Зона, по-видимости, сдалась. Общими усилиями вдолбили ей в голову, что она дочь именитого купца и первая в городе красавица, разбудили в ней непомерную гордость и тщеславие. Этого было достаточно, чтобы — как это случается со всеми, кто много мнит о себе и о своей неотразимости,— часто попадать в весьма глупое положение. Изменилась девушка, как меняется со временем все на свете.
Переменились обстоятельства и роли. Теперь Мане поглядывал на Зону, как в свое время она на него; правда, Зона смотрела на Мане все же чуточку приветливей, чем некогда он на нее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50