..
— А сейчас, побратим, нам надо еще найти извозчика. Крепкого парня, молодца.
— Об этом не ломай головы! Я знаю такого, Ставре Яре кличут... Антик, а не извозчик!.. Ему любое дело под силу. Он такое может сделать, что другому и не снилось!.. Трех христианок из турецкого гарема выкрал и провез через границу... Запанибрата со всеми трактирщиками, хозяйками
бань да старыми турчанками. Цыганским консулом его прозвали...
Разыскали Ставре Яре. Он тут же согласился. Когда ему объяснили, что и как надо делать, Ставре сказал:
— Если хотите, можем, выкрасть всех теток по отцу и матери, всех крестных и сватьюшек. Я-то думал, что-нибудь серьезное, а это сущая пустяковина!..
Договорились, кто где что достанет. И когда встретиться в назначенном месте.
Мане будет дожидаться в Купеческом клубе, пока Ставре все приготовит и даст знать. На том и разошкись.
* * *
Вечер. У Пестрого источника, поросшего старым мхом и окруженного плакучими ивами, полно народу. Шум, крики, смех, толкотня, брань, звон оплеух, треск разбитых кувшинов, потом звяканье тесака и окрик жандарма: «Назад!» И опять звук, напоминающий затрещину, и громкое объяснение:
— Эй, я солдат, ревизская душа, плачу подати, брат! А потом опять:
— Эй ты, сопляк несчастный, на тебя еще обращать внимание!
Или:
— Тоже мне девушка! — и все в таком духе.
Одни уходят, другие приходят, народу у источника не убывает. Медленно спускаются сентябрьские сумерки. Люди торопливо закрывают лавки и спешат по домам. На Востоке говорят: «Голова хвоста не ждет»; нет выручки днем, при солнышке, не будет ее и вечером, при свече, поэтому и лавки запирают рано. И хотя до денег все они охочи, но любят и посибаритствовать, время для них — не деньги; мастера и торговцы засветло затворяют лавки и спешат домой тихо-мирно посидеть в семейном кругу, обсудить домашние дела; они совсем не стремятся провести как можно больше времени в лавке, а, наоборот, стараются урвать часок-другой для приятной домашней жизни, чтоб успеть перед ужином, до того как зажечь свечи, отдать распоряжения, все проверить, кого следует пожурить или похвалить. Одни, а таких большинство, идут прямо домой,— это те, кто каждый вечер кладет выручку в кошель и тащит его под мышкой домой. Да по дороге еще что-нибудь вкусное прикупят к ужину. Другие тоже закрывают лавки пораньше,
но эти не несут по вечерам выручку домой, не идут к себе, а сворачивают обычно в кабачки. Из всех кофеен, трактиров и ресторанов самым популярным и наиболее посещаемым и веселым был Купеческий клуб. Посещал его всякий люд, и все-таки трактир называется Купеческим клубом, потому что торговцев там больше всего. Заходят сюда и тузы, торгующие с Веной и Стамбулом, и мелкая сошка, что берет у тузов товар на комиссию и по темноте самолично развозит его на тележках в свои лавки; сюда заходят худосочные чиновники-практиканты и дебелые поставщики, сопровождающие обычно толстого казначея — самую популярную личность во всей округе, с которым обычно все на «ты» и которому никогда не позволяют платить за выпитое. Когда бы он ни полез в карман и ни спросил: «Сколько с меня причитается?» — кельнер неизменно ответит: «Нисколько, все уплачено», казначей с немым вопросом удивленно озирается по сторонам и увидит лишь, как кто-нибудь поприветствует его рукой, что означает: «Не спрашивай! Такая уж у меня слабость, люблю друзей!»
В клубе полным-полно. За столами шум и разговоры. Приходит с гармоникой Миле и усаживается в свой излюбленный уголок. Обычно здесь он играет до ужина, а потом уж где придется. Поиграет, выпьет, закусит, покурит и снова за игру. С тарелкой ходит редко, не ради бакшиша он посещает клуб (с такого бакшиша протянешь от голодухи ноги), а из-за лото, в которое здесь неизменно играют, правда, чуть попозже, когда соберутся все любители. В ожидании лото всяк проводит время, как ему нравится. Одни играют в «жандарма», другие — в домино, третьи — в кости, но все с нетерпением ждут, когда наконец начнется игра, то есть все соберутся и, главное, придет необходимый и обязательный, так сказать, дипломированный «глашатай» Нацко. Его-то, собственно, и ждут больше всего, не ждет его лишь переведенный из Белграда чиновник-практикант Велибор, страстный шахматист. Он играет только в шахматы и только с помощником фармацевта Паицей. И оба с таким азартом до того углубятся в эти проклятые шахматы, что вокруг них может твориться черт знает что, а они даже не заметят! (Недавно их так и сфотографировали за шахматной доской, погруженными в игру. Они двое играют, а третий, красавчик Перица, вертит им цигарки и болеет, хотя нисколечко в шахматах не смыслит.)
Наконец является долгожданный Нацко. Вот уже два года, как он постоянный и весьма опытный «глашатай», можно подумать, будто и дед его занимался тем же. У Яацко в свое время была галантерейная лавка; до сих пор в его сарае валяется вывеска «Галантерейный магазин «Вне конкуренции», но из-за его уж слишком «галантерейного» отношения к всевозможным дамским капеллам и оркестрам он обанкротился и вот до чего докатился. Впрочем, на судьбу он не сетует, относится к ее ударам спокойно и надеется опять занять прежнее положение, а покуда тешит себя тем, что обрел новое ремесло. Да и что еще ему нужно? Он молод, здоров, горласт, голос у него ясный, он хорошо смешивает в мешке номера, глаза у него отличные, дикция хорошая, он никогда не ошибется, не скажет «66» вместо «99» и наоборот, как нередко случается с его конкурентом, неким Мицко, который, кстати сказать, шепелявит, за что играющие в лото его недолюбливают.
Вот почему нет ничего удивительного, что завсегдатаи облегченно вздыхают, когда Нацко появляется на пороге.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50