Зона Замфирова
Роман
(серб.)
ГЛАВА ПЕРВАЯ
в которой описывается душещипательная сцена между подмастерьем Коте и учеником Поте, затем дом богатого купца хаджи Замфира и, наконец, портрет героини романа.
В ювелирной мастерской Мане трудятся подмастерье Коте и ученик Поте. Оба углубились в работу. Подмастерье заканчивает серебряный мундштук, заказанный неким Миле, по прозванию Неженка, первейшим в их околотке, да и, пожалуй, во всем городе франтом и прожигателем жизни, а головастый и вихрастый ученик Поте сопит над серебром: чистит заячьей лапой старые сережки, складывая их перед собой в кучку. Оба трудятся не разгибая спины. Коте что-то насвистывает, а Поте, вдруг позабывшись, затягивает себе под нос:
Вечерком видал я, Зона,1 Тебя во садочке...
Подмастерье Коте откладывает в сторону мундштук и смотрит на ученика.
Но Поте, увлекшись, точно тетерев, тянет своим высоким серебристым голосом дальше:
Во садочке, где ты, Зона,
Переодевалась. Гей, гей, леле, Зо...
Звонкая затрещина прерывает песенку, Поте роняет заячью лапу и серьгу и удивленно смотрит на Коте.
— За что, братец, бьешь? — покорно спрашивает он, потирая ладонью затылок.
— Ишак безмозглый, разве можно петь в лавке? — спрашивает подмастерье.
Поте обалдело таращит глаза и щупает голову: не идет ли кровь?
— Где и у кого ты научился этой песне, ишак? Поте молчит, трет горящий затылок, и ему кажется,
будто он втирает целительный бальзам.
— Говори, кто тебя научил? — настаивает подмастерье и не слышит ответа.— Он будет еще о Зоне песни петь! Да как ты смеешь!
1 Перевод стихов в романе «Зона Замфирова» В. Корчагина.
Поте конфузливо опускает глаза.
— Ну...— продолжает подмастерье Коте,— значит, ты видел, как она в огороде переодевает рубаху и шитую золотом антерию? Гм-м...— хмыкает он и дует себе под нос, укоризненно покачивая головой.— Где ты ее видел? Говори, желторотый паршивец!
— Не видел я ее, братец Коте,— шепчет стыдливо Поте,— как смею я смотреть на дочь чорбаджи?! Просто пел, о чем поют в городе.
— Ух! — крякает подмастерье и замахивается еще раз, но опускает руку, увидя, как перепуганный Поте, точно черепаха, втягивает голову в плечи, чтобы смягчить удар. Коте отворачивается, пряча улыбку; ему смешно при одной только мысли о том, какую мину скорчил бы Поте, и в самом деле подсмотрев сквозь щель в заборе сцену, описанную в песне.
Не получив затрещины, Поте медленно выпрямляется, опускает плечи, боязливо оглядывается, поднимает с пола заячью лапу и серьгу, шмыгает носом и снова берется за работу, так толком и не поняв, за что его ударили. Тому причиной, возможно, было твердое убеждение, что затрещины непременная принадлежность жалкого положения, в котором находится всякий ученик. А тумаками кормили его круглый год. Не было дня, кроме рождества, пасхи и феодоровой субботы (когда он причащался), чтоб Поте не получил затрещины или в мастерской, или у источника. Поэтому, позабыв вскоре о затрещине, Поте закончил работу, положил перед собой скудный ужин, кусок хлеба и порядочный ломоть печеной тыквы, перекрестился и принялся есть, прикидывая в уме, сколько ему осталось дней до того, как он станет подмастерьем. «А там,— думает фаталист Поте,— отольются мои слезки, расплатится за все новый ученик. Отведу душу. Уж попомнит подмастерье Поте!»
Так, поедая печеную тыкву, утешаясь и заранее радуясь, размышляет Поте. Потому он и не слышит, когда подмастерье спрашивает его снова, у кого он научился этой песне.
Ответа Коте не дождался.
Впрочем, спрашивать мальчишку, где он слышал песню и у кого научился ее петь, Коте не следовало, а тем более сердиться, ведь песенка была весьма популярна и распевалась во всем городе. И если бы подмастерье Коте чуть-чуть пошевелил мозгами, он вспомнил бы, что ученик научился песне от него самого, подобно тому, как он, Коте, научился от мастера Мане. И, кстати, если так уж все выскочило из головы у подмастерья, ему надо бы помнить полученную неделю тому назад оплеуху от мастера Мане, когда в его присутствии он запел именно эту песенку. Поэтому Коте в присутствии мастера больше и не пел. Не запел бы ее сейчас и ученик Поте и не получил бы, ни сном ни духом не виноватый, затрещины, если бы не насвистывал ее подмастерье. Короче говоря, в то время, когда начинается наша повесть, это была самая модная песенка. И к тому же она обладала необычайной прилипчивостью; тот, кто слышал ее хотя бы раз, уже не мог от нее избавиться. Стоило вечером улечься в постель, как тотчас в ушах рождались знакомые звуки и на язык просились слова, а проснувшись поутру и надевая шлепанцы, тут же начинал мурлыкать: «Вечерком видал я, Зона...»
Пели ее все, женатые и холостые, юные сорви-головы и старые ловеласы. Даже такой прозаичный человек, как чир1 Моша Абеншаам, после выгодной сделки или когда удавалось кого-нибудь надуть и объегорить при обмене денег, даже он, потирая руки, напевал эту песенку. Впрочем, и вы, уважаемые читатели, без различия пола и возраста, звания и занятия отлично знаете песню о красавице Зоне. Но есть и то, о чем вы понятия не имеете и узнаете, лишь прочитав нашу повесть, а именно — о ком была сложена эта песенка. Песня родилась в народе, и один бог ведает, кто первый ее запел и о какой Зоне думал, когда ее сочинял! И кто знает, как давно и в каком далеком краю Сербии черная земля и зеленая травка покрывала сочинителя этой песни и предмет, вдохновивший его на ее создание! Об этом автор не может вам сказать, потому что и сам этого не знает, однако ему известно другое: кто бы и где бы ни пел эту песню теперь, когда развивается наша повесть, он думал только об одной Зоне, о красавице Зоне, Зоне Замфировой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50