Он рассказал ей, что видел во сне, как Манулач был ее женихом. Потому-то и хочется ему сейчас наяву увидеть его дружкой!
И если бы решал только Мане, так бы, наверное, и случилось. Но, к счастью Зоны, на имя Замфировых и Мане пришло письмо от Манулачевых. Манулач просил его извинить, поскольку как раз в эти дни коммерческие дела принуждают его уехать в Лесковац и окрестности — выколачивать долги у неплательщиков и, если удастся что выколотить, купить кудели и шкур...
Тут только посветлело наконец Зонино лицо.
О другом кандидате в дружки договорились легко и просто. Это был Митанче, сын чорбаджи Петракия, уже хорошо знакомый читателям из предыдущих глав. С его кандидатурой все охотно согласились — и молодые и родители. Митанче, конечно, подходит: он из купеческого дома, молод, красив, у него усики, он друг Мане,— значит, лучше дружки и не найти. К тому же его можно рассматривать как холостяка и считать, что никакого брака со швабкой Герминой не было. Так нужно подать и растолковать это дело его отцу, Петракию. Старый Замфир взял на себя эту миссию, пообещав использовать весь свой авторитет, дабы повлиять на упрямого Петракия и помирить отца с сыном — с сыном, который раскаялся, исправился и снова принят в купеческое общество, если старый и знатный Зам-фир готов с ним породниться!
И чорбаджи Замфиру удалось убедить чорбаджи Петракия! Не прошло много времени, а точнее, на третий день после примирения, горожане рано поутру с удивлением прочли на дверях Петракиевого магазина новую вывеску, которая гласила: «Торговля Петракия Н. и сына».
* * *
Накануне Параскевы Пятницы сыграли свадьбу. День был ясный, погожий, как и лица счастливых молодых. Многочисленные гости и родня радовались, что все так хорошо и складно кончилось. Тетушка Таска в тот день была полновластной хозяйкой в доме Замфировых, а тетушка Дока — в доме Мане. До глубокой ночи кружилось коло, и «Йелку-тюремщицу» играли перед «Свадебным» несколько раз.
— Ну, а сейчас ответь мне прямо на мой вопрос,— допытывается на третий день после свадьбы Замфир у своего зятя Мане,— ведь это ты заварил кашу?! Только говори правду.
— Хе, хе! — мнется Мане.— Нет, нет, клянусь вот этим ружьем! Разве посмел бы я такое вытворить! — уверяет Мане.— Я только на другой день перед обедом услыхал об этом в городе и тут же сказал: «Сплетня! Чего только бездельники не наплетут!»
— Так, так! — недоверчиво вертит головой старый Замфир.— Кто твой отец?.. Джорджия! А яблочко от яблони недалеко падает!..
Мане снова клянется ружьем, которое еще никогда его не обманывало, как не обманывает и он. Клянется даже святым Евстафием, патроном и покровителем охотников!
Но Замфир не верит. И только покачивает головой, но ему все же приятно смотреть на молодых, и он долго любуется ими и признается про себя, что другого такого зятя ему бы не найти и такую пару, как Зона и Мане, нелегко было бы отыскать да соединить...
Приятно Замфиру и то, что свалился у него с души камень — разделался с тяжкой заботой, не нужно больше ломать голову. Досадно только, что очень уж молодые конфузятся, стыдятся и прячутся от людей. Поэтому, вероятно, хаджи Замфир спустя несколько дней вспомнил о своем хуторе и осенних работах, которые настоятельно требуют его присутствия. И он счел за благо на время исчезнуть из дома. Сказал домочадцам, что уезжает, во-первых, чтобы отдохнуть после стольких хлопот и развлечься неде-льку-другую на хуторе, и, во-вторых, пора им, молодым, малость осмелеть и выйти на люди, а то благочестивые попечители и члены турековачской общины уже третий день слоняются по улицам на потеху всем ученикам и подмастерьям, просто с ног сбились, разыскивая мастера Мане, чтобы расплатиться и взять заказанные лампады, кадило и дарохранительницу, и никак не могут его найти: пропал человек, как сквозь землю провалился...

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50