.. И хоть ты не мужчина...
ГЛАВА ПЯТАЯ
рассказывает лишь об одном эпизоде. Впрочем, как эпизод она чуть длинновата, как роман — коротка, на самом же деле это все же сенсационный, но для родителей весьма поучительный роман, героями которого являются молодой Митан-че Петракиев и швабка Гермина. Глава эта необходима для того, чтоб показать читателям, перед какой пропастью мог очутиться наш герой, мастер Манча
По решению семейного совета Евда посадила перед собой сына и, поскольку женитьба в принципе была решена, заговорила о деталях. Перечислила всех кандидаток: Мадину Фрузину назвала старательной, кроткой и красивой девушкой, добавив, что в том ничего нет удивительного, ведь ее отец грек из Филибы; о Тимке Йордана Калтагджи сказала, что она хорошо ткет и ведет все хозяйство; наговорила много добрых слов о Дике Грнчарской, какая она сильная, стройная и скромная («идет по городу — глаз не подымет, как и положено девушке»), какая послушная и какой голос у нее звонкий, как запоет «Защелкал соловей, думает, заря пришла!» — заслушаешься! Не позабыла и о Ленче Кубеджийской,
ю*
Зоне Ставриной, Ионе Маминой и Гене Кривокапской,— всех назвала, о каждой сказала, что можно было сказать хорошего, а потом спросила, что он обо всем этом думает.
Мане ничего не ответил. А когда мать стала настаивать, сказал, что это не к спеху.
— Но, Манче, сынок, до каких же пор ты будешь сидеть в холостяках?! — воскликнула мать.— Сплю и вижу, когда ты приведешь в дом невестку, чтоб она ходила за мной,— ведь пора и мне отдохнуть... Легко ли в мои годы месить тесто, готовить обед тебе и твоим подмастерьям и ученикам?! (Читателям известно, что в мастерской, кроме Коте и Поте, других подмастерьев и учеников не было, но что поделаешь с тщеславием матери!)
— Да женюсь я, мама, не волнуйся! — успокаивал ее Мане.— Мне жениться нетрудно, тебе бы было хорошо! Возьму первую попавшуюся, а она тебя почитать не станет. Куда это годится? А?
— Почитать будет, о том не беспокойся. Я и сейчас уже вижу, кто и как меня почитает... Выбери одну из тех, кого я назвала... Какая тебе по душе, пусть та и будет, я согласна... Все красивые...
— Эх,— Мане махнул рукой,— ну и что, если красивые. Они одни, что ли, красивые? Время есть!
— Знаешь, Манча, надо поторапливаться! Расхватают их сыновья толстосумов, как горячие сайки поутру на рынке, что тогда будешь делать?!
— Ну, какая чепуха, мама! — засмеялся Мане.— Что буду делать? Найду кого-нибудь! К чему столько разговоров, словно на другой год не появятся новые невесты и, может быть, еще покрасивей и поскромнее нынешних...
— Эх, вижу я свою судьбу и счастье, которое меня ждет с тобой!..— вспылила Евда.— Мане, Мане, отольются тебе материны слезы! Ты что думаешь, мать женщина простая, ничего не понимает, отстала от времени?.. Боюсь, опозоришь ты меня, как этот твой дружок Митко, чорбаджи Петракия сын, отца и мать опозорил!..
— Почему я тебя опозорю? Оставь, как так можно говорить?! — И, нахлобучив на голову шапку, сердито ушел.
«Это неспроста,— решила Евда после долгих размышлений.— Беда, если влюбился в какую залетную шлюху. В Нишаву прыгну, ей-богу!»
Она долго просидела в углу на диване, погрузившись в думы. О чем только не передумала, как только не за-
щищалась от бесконечных черных мыслей. «Ахти, беда-а-а-а-а! Правильно сказано: «Не дает господь ребенку того, чего мать желает!» Вот и у меня с Манчей так! Но, может, не так все плохо получится...»
— Дона! Эй, Дона! Дона, егоза деревенская! — позвала Евда служанку.
— Что желаете, тетушка?
— Сбегай-ка, детка, к чорбаджи Тасе и скажи: «Кличет тебя тетка Евда по важному делу!» — только попроси поторопиться.
* * *
Вскоре явился и чорбаджи Таса, дальний родственник Евды, нечто вроде деверя он ей приходился, а Евда ему вроде невестки. Евда обращалась к нему всегда, когда попадала в беду и требовался мудрый совет; он охотно тотчас отзывался и как родич, и как тайный воздыхатель, годами безнадежно питавший к ней нежные чувства. Вздыхал он, когда Евда была еще девушкой, и так до сих пор не переставал вздыхать, но об этом, разумеется, Евда не должна была знать...
— Что скажешь, невестушка? — спросил ее Таса.— Зачем я тебе понадобился?
— Позвала тебя, братец Таса, чтоб поделиться, беда у меня большая... Это моя шальная головушка... Манча. Задумала его женить, а он отбрыкивается, что норовистый осел от вьючного седла... Времена нынче! Упаси бог!.. Ни отца, ни матери не слушают! Ничего не признают, все им нипочем, братец Таса!.. Как же так?.. Никто меня и не спрашивает, а я все-таки мать!..
— Эх,— вздохнул Таско,— такова, Евда, наша судьба... Когда мы были детьми, никто — ни отец, ни мать нашего желания не спрашивали, а сейчас, когда мы сами родители, нас не спрашивают дети!.. Раньше старики нас не спрашивали, а сейчас дети не спрашивают. Вот такова-то, Евда, как ты только что сказала, наша судьба!..
— Но не то, братец Таско, меня мучит и страшит, чтоб мне свету божьего не видеть! Нет, пусть себе не спрашивает, пусть, братец Таско! Что мне до того! Другие нынче времена! Сербия! Сербия, свобода! На здоровье! Пусть не спрашивает, пусть выберет себе по душе. Мой покойный Джорджия тоже не спрашивал, а сказал моему отцу: «Если не отдадите по-хорошему, женюсь на вашей Едве уводом — Сербия и граница близко!» Боюсь я до смерти, как бы не взял он какую залетную шлюху...
— Э, мудрое твое слово! И я того, Евда, опасаюсь! — согласился чорбаджи Таско.— Все рушится, невестка Евда! Все погубят: и город, и деревню, и церковь, и семью, и старые обычаи, и честь, и прежнее житье-бытье, все по миру пустят эти чужеземцы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50