ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Он прибавил шагу... Стоит его старый дом как ни в чем не бывало, и каждый камень, каждое окно, лепная завитушка на фронтоне, балкон, козырек над парадной лезут в глаза и кричат: «Здорово, парень! Вот мы и встретились!» Наваждение какое-то. Подумал: «Поднимусь сейчас по лестнице, на площадке второго этажа обойду большую щербину в каменном полу, на третьем выгляну во двор: оттуда он весь как на ладони, может, кто из наших там ошивается, — позвоню в свою двадцать четвертую квартиру, и дверь мне откроет мама. И скажет: Опять ты голодный убежал из долгу, разве трудно сначала поесть?.."»
Он зашел в парадную. Стал подниматься по лестнице; площадка второго этажа была разбита, камень искрошен; выглянул с третьего этажа во двор — стекла нет, и двора нет: оба флигеля, примыкавшие к фасадной части дома, разрушены, на их месте — холмы спрессовавшегося битого кирпича, гнутые железные балки, мусор, ржавое железо, и дальше пустырь — можно пройти на Двенадцатую линию. Видно, целую кассету бомб "вывалили на этот район фрицы.
Глеб приблизился к двери. Табличка висит — старая: «Базановым два раза». Позвонил два раза. Звонок работает, а через миг шаги, незнакомые — не мамины. Дверь отворилась замедленно, как в кино. На пороге небритая физиономия.
— Вам кого?
— Моя фамилия Базанов.
— Ну и что?
— И на двери написано: Базанов. Понятно?
— А-а, — протянул мужик разочарованно и добавил: — Проходи, если так.
Они двинулись темным коридором. Открывший — осторожно, на ощупь, видно поселился тут недавно, Глеб — бодро, как и подобает ходить у себя дома. Миновали еще одно темное колено — здесь, у базановских дверей, коридор расширялся. Глеб нащупал выключатель, зажег свет. Его старый велосипед с «восьмеркой» на переднем колесе висел на прежнем месте, на стене. Он потянулся к треугольной сумочке на его раме и, достав ключ, вставил его в дверной замок. Его спутник сказал обиженно:
— Понятно. — И добавил: — Не шуми. Детей разбудишь. — У него не было правой руки, и теперь он казался более молодым, чем раньше.
Они прошли в кухню.
— Садиться будешь? — спросил однорукий.
Глеб пожал плечами. На кухонных подоконниках стояли кастрюли и солдатский котелок. Стены и потолок были закопчены донельзя. Костры здесь жгли, что ли? Или, может, рыбу коптили? Ни одной полки, ни стола, ни стула, ни табуретки.
— Не думай, я по-честному. По закону,— сказал однорукий. — И ордерок мне выдан по форме. Они говорили: жильцы здешние все погибли, мужики — на фронте, а женщины — в блокаду, значит. Заселяйся, владей. Я и сам дважды убитый, дело известное. А в последнее время лежу часто, думаю: ударит звонок, и появится кто из прежних. И опять мне с квартиры на квартиру. Вот и накаркал сам себе, выходит.
И тотчас в кухню вбежала молодая женщина в застиранном до блеклости халатике без пуговиц на большом животе и деревяшках на босу ногу. Привлекательное, но очень худое ее лицо было озабоченно и покрыто поверх испуга приветливой улыбкой. Она, конечно, знала уже, кто пришел, и слышала весь их разговор.
— Что ж ты, Вася, гостя в кухне принимаешь? Не годится так: мы люди, и они люди. Простите, время, правда, раннее, дети — не успели прибраться. Но проходите, проходите, поговорим спокойно, обсудим все мирненько, и ваше мнение, и наше мнение, — тараторила она, бросая короткие, беспокойные взгляды то на Глеба, то на мужа и разжигая примус. — Я чайку вскипячу, а вы идите, идите, Вася. Детишки не спят уже, не беспокойтесь.
Глеб шагнул в свою комнату. У Базановых тут была столовая. Брат Олег спал на диване, а Глебу на ночь ставили у синей изразцовой печки деревянную раскладушку с провисшим брезентом. «Словно табор, — говорила его бабка Антонина Глебовна. — Ребенок большой, а все как щенок, кровати ему стоящей нет». Так вот и не успели кровать купить Базановы... Мать с бабушкой спали в другой, маленькой комнате, смежной с первой. И у однорукого спальня тоже была там, во второй комнате. Через раскрытую дверь увидел Глеб мамину
кровать, а на ней двух мальчуганов, похоже, близнецов, — они испуганно таращились на вошедших.
— Где воевал-то? — спросил однорукий, поглядывая на базановские ордена. — Иконостас! — Он все не знал, как ему держаться, и .поэтому держался настороженно.
Глеб перечислил фронты и спросил, где тот потерял руку. Оказалось, при форсировании Днепра. Глеб там не воевал. Разговор прервался.
— Всю деревянную мебель-то ваши, видать, на дрова сами перевели, — осторожно начал новую тему однорукий, и была в его голосе не просто информация и сожаление о погибшей мебели, но и мысль о том, что он уже не застал здесь какой-то мебели, не продал ее, не сгубил. Он понял, что Глеб почувствовал это, и добавил уже с иной, радостной интонацией: — Один буфет остался, он как скала, его и здоровому мужику не сдюжить, да стол вот обеденный пожалели, думаю. Они и нас переживут, факт.
Глеб поднял глаза. Он сидел за столом, под знакомой с детства лампой с очень большим желтым абажуром, а напротив, действительно, буфет — он его и не заметил. И еще коврик на стене. Над диваном он висел, и сейчас там же висит, а дивана, на котором спал Олег, нет. И больше ничего нет. И спасательного круга с надписью «Богатырь» тоже нет.
— А вот плащ синего бостона я продал. Тут уж грешен. Мне велик был, да и жить надо, — повинился однорукий. — Не явись ты нынче, и другое что на толчок вскорости пошло бы. Анюта на этот счет у меня проворная. Ради детей она и с себя самой кожу сдерет.
— О чем ты? — Глеб был как в тумане. — Брось... В этот миг внесла чайник Анюта и с ходу в разговор кинулась, как в прорубь. Принялась рассказывать:
— До войны я в Гатчине жила.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261
Он зашел в парадную. Стал подниматься по лестнице; площадка второго этажа была разбита, камень искрошен; выглянул с третьего этажа во двор — стекла нет, и двора нет: оба флигеля, примыкавшие к фасадной части дома, разрушены, на их месте — холмы спрессовавшегося битого кирпича, гнутые железные балки, мусор, ржавое железо, и дальше пустырь — можно пройти на Двенадцатую линию. Видно, целую кассету бомб "вывалили на этот район фрицы.
Глеб приблизился к двери. Табличка висит — старая: «Базановым два раза». Позвонил два раза. Звонок работает, а через миг шаги, незнакомые — не мамины. Дверь отворилась замедленно, как в кино. На пороге небритая физиономия.
— Вам кого?
— Моя фамилия Базанов.
— Ну и что?
— И на двери написано: Базанов. Понятно?
— А-а, — протянул мужик разочарованно и добавил: — Проходи, если так.
Они двинулись темным коридором. Открывший — осторожно, на ощупь, видно поселился тут недавно, Глеб — бодро, как и подобает ходить у себя дома. Миновали еще одно темное колено — здесь, у базановских дверей, коридор расширялся. Глеб нащупал выключатель, зажег свет. Его старый велосипед с «восьмеркой» на переднем колесе висел на прежнем месте, на стене. Он потянулся к треугольной сумочке на его раме и, достав ключ, вставил его в дверной замок. Его спутник сказал обиженно:
— Понятно. — И добавил: — Не шуми. Детей разбудишь. — У него не было правой руки, и теперь он казался более молодым, чем раньше.
Они прошли в кухню.
— Садиться будешь? — спросил однорукий.
Глеб пожал плечами. На кухонных подоконниках стояли кастрюли и солдатский котелок. Стены и потолок были закопчены донельзя. Костры здесь жгли, что ли? Или, может, рыбу коптили? Ни одной полки, ни стола, ни стула, ни табуретки.
— Не думай, я по-честному. По закону,— сказал однорукий. — И ордерок мне выдан по форме. Они говорили: жильцы здешние все погибли, мужики — на фронте, а женщины — в блокаду, значит. Заселяйся, владей. Я и сам дважды убитый, дело известное. А в последнее время лежу часто, думаю: ударит звонок, и появится кто из прежних. И опять мне с квартиры на квартиру. Вот и накаркал сам себе, выходит.
И тотчас в кухню вбежала молодая женщина в застиранном до блеклости халатике без пуговиц на большом животе и деревяшках на босу ногу. Привлекательное, но очень худое ее лицо было озабоченно и покрыто поверх испуга приветливой улыбкой. Она, конечно, знала уже, кто пришел, и слышала весь их разговор.
— Что ж ты, Вася, гостя в кухне принимаешь? Не годится так: мы люди, и они люди. Простите, время, правда, раннее, дети — не успели прибраться. Но проходите, проходите, поговорим спокойно, обсудим все мирненько, и ваше мнение, и наше мнение, — тараторила она, бросая короткие, беспокойные взгляды то на Глеба, то на мужа и разжигая примус. — Я чайку вскипячу, а вы идите, идите, Вася. Детишки не спят уже, не беспокойтесь.
Глеб шагнул в свою комнату. У Базановых тут была столовая. Брат Олег спал на диване, а Глебу на ночь ставили у синей изразцовой печки деревянную раскладушку с провисшим брезентом. «Словно табор, — говорила его бабка Антонина Глебовна. — Ребенок большой, а все как щенок, кровати ему стоящей нет». Так вот и не успели кровать купить Базановы... Мать с бабушкой спали в другой, маленькой комнате, смежной с первой. И у однорукого спальня тоже была там, во второй комнате. Через раскрытую дверь увидел Глеб мамину
кровать, а на ней двух мальчуганов, похоже, близнецов, — они испуганно таращились на вошедших.
— Где воевал-то? — спросил однорукий, поглядывая на базановские ордена. — Иконостас! — Он все не знал, как ему держаться, и .поэтому держался настороженно.
Глеб перечислил фронты и спросил, где тот потерял руку. Оказалось, при форсировании Днепра. Глеб там не воевал. Разговор прервался.
— Всю деревянную мебель-то ваши, видать, на дрова сами перевели, — осторожно начал новую тему однорукий, и была в его голосе не просто информация и сожаление о погибшей мебели, но и мысль о том, что он уже не застал здесь какой-то мебели, не продал ее, не сгубил. Он понял, что Глеб почувствовал это, и добавил уже с иной, радостной интонацией: — Один буфет остался, он как скала, его и здоровому мужику не сдюжить, да стол вот обеденный пожалели, думаю. Они и нас переживут, факт.
Глеб поднял глаза. Он сидел за столом, под знакомой с детства лампой с очень большим желтым абажуром, а напротив, действительно, буфет — он его и не заметил. И еще коврик на стене. Над диваном он висел, и сейчас там же висит, а дивана, на котором спал Олег, нет. И больше ничего нет. И спасательного круга с надписью «Богатырь» тоже нет.
— А вот плащ синего бостона я продал. Тут уж грешен. Мне велик был, да и жить надо, — повинился однорукий. — Не явись ты нынче, и другое что на толчок вскорости пошло бы. Анюта на этот счет у меня проворная. Ради детей она и с себя самой кожу сдерет.
— О чем ты? — Глеб был как в тумане. — Брось... В этот миг внесла чайник Анюта и с ходу в разговор кинулась, как в прорубь. Принялась рассказывать:
— До войны я в Гатчине жила.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261