В этот момент Зыбин заворочался на кровати, кашлянул, прочищая горло, и сказал ровным, спокойным голосом:
— Не молчите, не молчите, я слушаю.
Глеб ничего не ответил, и Зыбин тут же снова заснул. Бедняга: совсем замучил его своей бессонницей Базанов.Утро в больнице начиналось со «службы сахара». Так называл эту ежедневную процедуру Зыбин. Отмеченная особым доверием нянечка в шесть сорок пять, в самый сон, распахивала дверь и громогласно объяв-
ляла: «Получите сахар, больные». Ее призыв расколдовывал терапевтическое отделение. Медсестры торопливо обегали палаты с градусниками. Ходячие тянулись в умывальную. Ночные дежурные готовились к сдаче смены — мыли, чистили, наводили блеск. Проносилась «Кармен» — худющая жгучая брюнетка с большими ярко-красными клипсами, которые на ее бледном лице багровели, как пятна крови. Разносила хлеб, раздавала завтрак. Лицо каменное. Ни одной улыбки.
Потом, до обхода врачей, наступала тишина. И можно было подремать.Врач, лечащий Зыбина и Базанова, сам перенес инфаркт и, как думалось Глебу, не до конца верил в прописываемые им процедуры и вообще в медицину, а лишь полагался на силу и тренированность организма. Впрочем, он измерял им давление, прикладывал стетоскоп к груди, внимательно считал пульс, интересовался, как прошла ночь, принимаются ли лекарства. В этой палате пациенты не очень докучали ему, и между ними установились добрые отношения. На досуге Лев Михайлович Воловик не отказывал себе в удовольствии лишний раз посетить третью палату, чтобы поговорить о том о сем с интеллигентными людьми, не отягощенными теперь своими обычными делами.
Здесь, в больнице, существовала своя жизнь, о которой Базанов не имел ни малейшего представления. И житейская философия, и мораль, и критерии истинных человеческих ценностей были тут особые. Жизнь каждого делилась на два периода — доболь-ничный и больничный, а все человечество — на больных и здоровых. Каждый представлялся сам себе мудрецом, имеющим право на самовыражение.
Одним из таких доморощенных философов был больничный парикмахер, которого все запросто звали Гришей. В сером халате, с большим фанерным чемоданом, Гриша появлялся в больничном коридоре обычно юсле полудня. Был он донельзя худ и донельзя рыж. Рыжей была шевелюра, твердая щетина на щеках и подбородке, руки, поросшие густыми волосами, веки и ресницы — и даже сами глаза. Глава обширного семейства, полностью находящегося на его иждивении, Гриша между тем слыл неистребимым оптимистом. Он
думал, к этому его обязывает должность и место работы.Ежедневно Гриша просовывал в дверь палаты голову — предзакатный солнечный диск, лучезарно улыбался и бодро задавал один и тот же вопрос:
— Броцца будем? А стрицца?..
Приход парикмахера знаменовал собой пик больничного дня. Во всяком случае, для тех, кто шел на поправку. Заканчивались процедуры, уходили лечащие врачи. Наступала «медицинская пауза», как говорил Зыбин, и «личное время», как сказал бы старшина Цацко, окажись он — не дай аллах! — в ташкентской больнице...
День, похожий на все остальные, завершался внезапным взрывом общей активности, когда ночной дежурный врач обходил палаты, спрашивая, кто как себя чувствует и на что жалуется; старшая медсестра разносила последнюю норму лекарств, и все выпрашивали снотворное и па эту ночь, и про запас, «чтоб дома было».
В десять тридцать гасили свет. Исчезали все звуки. Наступала ночь и мучительное ожидание сна. Сон приходил поздно, после третьей таблетки барбамила. Зыбин советовал: примите три сразу. Глеб не соглашался, не хотел привыкать к снотворному. Думал вернуть сон. Пока не удавалось...
Утром голова была тяжелая, не поднимешь. А тут, как всегда, «служба сахара». А потом — Кармен. Какой тут сон...
Глеб лежал, прислушиваясь к голосам в коридоре. Шла пересменка. Разговаривали санитарки. Одна была ему видна — она стояла возле окна и курила, отмахивая дым в форточку.
— Полную ночь возили, и все тяжелые,— устало сказала невидимая Глебу.
— И Зина, чтоб ей икалось, не вышла. Приболела будто ?
— Приболела! Все деньги заработать хочет. Разве шутка — сутки через сутки дежурить. Старуха, а туда еще, фигуряет...
— Мне вон хватает.
— Тебя сродственники больных уважают, потому что ласковая. Тот пятерку, тот десятку.
— Будто у тебя не так! Говорят, в этом годе и врачам прибавят.
— Что ты! Достается им не меньше нашего... Одна пара «философов» исчезла. День начинался нормально.
После обеда заглянул рыжий Гриша.
— Ероцца будем ? — широко улыбнувшись, поинтересовался он. — А стрицца?
— Я, пожалуй, побреюсь, — сказал Зыбин.
— А вы, пожалуйста? — Гриша проворно раскрыл фанерный чемодан и, как иллюзионист, принялся раскладывать многочисленные предметы своего ремесла — тазики, мисочки, бритвы в брезентовом чехольчике, ножницы, бруски для правки. Услышав отказ База-нова, он обиделся вроде бы, но сказал сдержанно, спрятав обиду: — Волос у вас, извините, бритья требует, или, может, вы не доверяете мне?
— Ну что вы, Гриша, что вы, — улыбнулся Глеб.
— Между прочим, всю войну я стриг и брил одного большого генерала. Он не обижался и, знаете, даже сражения выигрывал. И еще какие сражения! Ого! Мы с ним и в Берлин вошли вместе, — Гриша победно поглядел на Базанова и, захватив тазик, направился за водой. Быстро вернулся и, намыливая подбородок Зы-бина, закончил, будто и не выходил: — И, знаете, я ни разу не порезал его, а ведь в каких условиях приходилось работать! В темноте, холоде, при бомбежках и обстрелах. У меня, представьте себе, рука очень твердая.
— А вода вот у тебя холодна, как смерть холодна, — заметил Зыбин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261