Его не смутило ни отсутствие
средств, ни то, что у Гмайнера никакого опыта в этой
области не было. Когда много позже в одном из ин-
тервью Коха спросили, как он не побоялся взять ответ-
ственность за почти авантюрное начинание несостоя-
тельного студента, он ответил: <Я всегда исповедовал
одно правило: надо верить в добрые дела. Надо помо-
гать добрым людям>.
Ему удалось убедить и членов совета общины, хотя
некоторые из них вначале были настроены более чем
скептически. Но удалось - и участок земли на склоне
горы под Имстом был продан за
сумму действительно символическую. Да и кто тогда,
только-только вздохнув от войны, мог строить в этом
месте, где еще не было ни настоящей дороги, ни водо-
провода, ни электричества. Все надо было тянуть из
Имста. И все это, считал Гмайнер, нужно сделать обя-
зательно. Он с самого начала не признавал времен-
ных решений, строительства на короткое время с тем,
что потом когда-то исправим, доделаем, улучшим.
В Имсте же Гмайнеру удалось встретить бывшего
однополчанина - строительного мастера, берущего
подряды. Гмайнер сумел и его уговорить взяться за
строительство первого дома без всякой предваритель-
ной оплаты и, по существу, без серьезных гарантий.
Так везло Гмайнеру на бескорыстных людей? На добро-
ту, на терпимость, на понимание? Да, наверное, у него
был нюх на таких людей. <Потому у меня и нос такой
длинный>, - шутил Гмайнер. Но - и теперь это ви-
дишь особенно ясно - когда у людей не связаны руки,
когда им не вдалбливают, что все за всех решит госу-
дарство, когда инициатива не наказуема - добро ста-
новится действенным. У него есть возможность разви-
даться, втягивая в свою орбиту все новых людей.
Из Имста в Инсбрук Гмайнер должен был бы воз-
аратиться в самом лучшем расположении духа. Можно
было приступать к реализации идеи. Но он чувствовал
смятение: он понимал, что от одной из намеченных
им жизненных целей он должен отказаться. Он не ста-
нет врачом. Слишком велика ответственность задуман-
ного. Он не сможет ее переложить на чужие плечи,
Это его ноша. Так он принял это нелегкое для него
решение: уйти из университета и посвятить себя детям.
Теперь никто не помнит, кто сделал рисунок перво-
го дома, с деревянным балконом на втором этаже, а
за ним - горы и мохнатые елки. Елки так и растут на
э1ом же месте. Я была в этом доме в год сорокалетия
первой деревни с работниками московского городско-
го комитета народного образования. И они - столич-
ные жители не самой маленькой в мире страны -
вздыхали: <Наших бы детей в такие домики!>. Наших
бы детей в 1989 году в домики, которые Гмайнер строил
под Имстом в послевоенное время!
Домик был построен таким же, как на рисунке:
двухэтажным с балконом. На первом этаже - про-
сторная прихожая, где все дети могут раздеться, боль-
шая общая комната, соединенная окном, которое на
нашем казенном языке называется раздаточным, с кух-
ней. Рядом - небольшая комната для матери-воспи-
тательницы. Здесь же - уборная с умывальником.
Подвал, как это и раньше было принято в австрийских
домах, - не наш погреб, а чисто оштукатуренная
большая комната, где можно и продукты хранить, и
дег.-кие лыжи, санки поставить. Второй этаж - четыре
детские комнаты, ванная и туалет.
Ходила по этому дому, и сегодня не производяще-
.41 впечатления неудобного, неуютного, и вспоминала
сдаю поездку в Омскую область, в которой я сделала
одно грустное открытие...
Рассказывая об истории гмайнеровской модели, я
-1< могу уйти от сопоставлений, сколь бы невыгодны-
" они для нас ни были. Без сопоставлений, без
-х-ысления и нашего часто безмерного горького опы-
та мы не изменим нашей до последней поры моно-
литно-однообразной педагогической практики.
...Мягкий баритон ласково припевает: <Родитель-
ский дом - начало начал. Ты в жизни моей надежный
причал>.
- Да выключите вы радио! - взрывается обычно
не повышающая тон завуч Елена Ивановна и утирает
нос рыдающему мальчишке своим платком. Павлика,
ослепшего от горя и плача, вернули девочки седьмого
класса с дороги в лес, куда он направился, чтобы
бежать домой. Восьмилетнего Павлика привезли в ин-
тернат в село Екатерининское, которое отделяется от
районного города Енисеем и лежит в трехстах кило-
метрах от Омска, три недели тому назад. И он тут же
забыл все про родительский дом, что не дай бог
когда-нибудь потом вспомнить. И помнил только, что
там осталась рыжая кошка и что мамка ему молока
давала.
- Ну и что? - говорит Елена Ивановна. - Пойдем
на кухню, у нас тоже молоко есть.
Павлик смотрит на нее взрослыми грустными го-
лубыми глазами и протягивает худенькую ручку в
цыпках. И они идут на кухню пить молоко.
В личном деле у Павлика таинственные буквы ЛТП
и ЛРП. Но это для непосвященных они таинственные.
В детских домах и тех школах-интернатах, что офици-
ально носят сейчас чудовищное название <для детей-
сирот и детей родителей, лишенных родительских
прав>, к этим печальным сокращениям, объясняющим
появление ребенка в школе-интернате, уже привыкли.
ЛТП - кто-то из родителей в лечебно-трудовом про-
филактории (для алкоголиков), ЛРП - лишенные ро-
дительских прав.
Те же буквы стоят в делах, лежащих на столе в
маленьком доме администрации Екатерининской шко-
лы-интерната. Одна стопка - восьмиклассники, ко-
торые в этом году покинут школу. Другая - только
приехавшие сюда первоклассники. Из двадцати трех
просмотренных дел у восьмиклассников - тринадцать
родителей лишены родительских прав, у двоих - ро-
дители не лишены прав, но пьют, и поэтому дети ме-
стной властью определены в интернат, у двоих - один
из родителей осужден, одного мать покинула еще в
младенчестве.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63