Проходили дни и недели, и через месяц однажды
я увидел его в деревне, мальчишку лет 12-13, который
нес на руках маленькую девочку, самую младшую в
доме. Это была картина, это была богом благословен-
ная картина, Я подошел к нему и сказал: о, ты еще
здесь, и значит, ты сразу не ушел. Я сказал: ты велико-
лепный парень, почему ты такой замечательный? Он
сказал: знаешь, только потому, что мама так хорошо
относится к Вильме.
Он отдал свою любовь малышке, маленькой де-
вочке. И так как он видел, что мама моет ее, ухаживает,
кормит и как все ее любят в семье, тогда и он привя-
зался к маме.
И так, благодаря заботам матери и атмосфере в
семье, единству детей, большой и трудный парень прос-
то оказался захваченным этой атмосферой, И это было
чудом, чудо свершилось. Этим чудом стало отношение
братьев и сестер, была семья, мать - киндердорф
был защитой этой семьи>.
Есть еще одно свидетельство той поры - слова Еле-
ны Дидль:
<Надо было видеть, какими прибывали в детскую
деревню наши малыши: дети со старческими лицами,
с которыми жестоко обращались и бросали в беде. На-
до было заступиться за этих безвинно страдавших, и
бороться за их жизнь, и приносить жертвы. Что знали
мы о них, чей тихий плач был обвинением? Беззащит-
ные и беспомощные дети>,
Надо было приносить жертвы, и для этого требо-
вались силы душевные. Иногда казалось, что они исся-
кают.
Одна из первых матерей рассказывала мне:
- Однажды вечером я себе сказала: зачем мне
это? Финансовые трудности. К ночи валишься с ног.
Я не выдержу: надо уезжать. Тогда мне казалось, я бы-
ла решительной. Вечером стала укладывать чемода-
ны. Думала: завтра поговорю с господином директо-
ром - так мы Гмайнера звали. И вдруг слышу голос
мальчика, который меня больше всего мучил: <Если ты
уедешь, с кем мы останемся?>
Этот эпизод - с чемоданом, который так и не был
уложен,- в рассказах повторялся. В другом случае
девочка сказала: <Значит, ты нас обманывала, когда
говорила, что будешь нашей мамой?>
- Я заплакала. И сказала себе: ты не имеешь пра-
ва. Они в тебя поверили. С этого дня мне стало легче.
Через месяц я плакала от радости. Я услышала, как
самый маленький трехлетний Тони сказал мальчику из
соседнего дома: <Наша мама - самая лучшая>. Взрос-
лые дети, правда, такого долго не говорили>,
Гмайнер понимал: у каждого могут появиться
сомнения, наступить слабые минуты жизни. Но он отби-
рал женщин, у которых чувство долга, ответственности
за ребенка должно превысить все колебания. Ему это
удавалось: матерей-воспитательниц, оставивших детей,
не было. Несмотря на то что не встречались и матери,
у которых начало новой жизни протекало безболез-
ненно, легко.
Дневник, отрывок из которого я уже приводила,
писался для себя. И для себя же определялось, во имя
чего все это делается:
<Вечер. Я валюсь с ног и почти боюсь, что кому-то
из детей придет в голову еще раз позвать меня. Я де-
лаю все, что могу, может быть, еще больше. Но если
я сдамся, дети пропали. Никто их не будет любить. Но
кто сможет их действительно любить такими, какие
они есть? Так много в них испорченного. Собственно
говоря, все. Все детство. Слушать их переживания -
не пожелаешь никому. Я вспоминаю мое прекрасное
детство. Действительно ли я еще всерьез верю, что
судьбу этих детей можно повернуть к лучшему? Я верю
в это хотя бы потому, что я должна и хочу верить>.
Дневники начались в первой детской деревне.
Гмайнер сказал матерям: это хорошо, если вы будете
хотя бы понемножку записывать каждый день. Это по-
может вам потом сравнивать, оценивать, так ли посту-
пали. Записывать каждый день не удавалось, но тетра-
дочки в клеточку были у всех.
Одна из них и сегодня хранится в издательстве
в Инсбруке в столе Херберта Ген-
зера. Он к этой тетрадке имеет непосредственное
отношение. Дневник писался Антонией Каммерландер,
воспитавшей его. Ее он до сих пор зовет и считает своей
матерью. А его дети говорят: <Мы поедем к бабушке?>
Антониа Кеммерландер разрешила мне опублико-
вать выдержки из дневника.
<Мой первый день в качестве матери-воспитатель-
ницы в детской деревне я начала с твердым внутрен-
ним убеждением, что делаю это с богом в сердце. Я не
могу описать чувства, которые мною владели. Если
женщина становится детям хорошей матерью, это про-
исходит только с помощью Бога, Но как прекрасно с
другой стороны быть матерью. Думать, что можно
способствовать воспитанию из запущенных детей доб-
рых работящих людей. Одна эта мысль приносит мно-
го радости...
Вот уже два месяца я работаю и живу в Имсте.
Моих ребят я знаю хорошо - внешне. И немножко, на-
деюсь, знаю, что они собой представляют внутри.
Я так много пережила радостного в это время. Теперь
моя жизнь наполнилась смыслом. Она наполнилась
криком и визгом, а иногда воплями и плачем.
Недавно мне сказал один из моих мальчиков: я
ему стала родной. Такой малыш. Он очень обрадовал
меня, это признание было искренним.
Мой старший становится взрослым. Это кажется
мне почти плохо. Еще нет пятнадцати, а уже столько
глупостей в голове... Он уже начинает интересоваться
девочками. И сопротивляется своему взрослению.
А это не всегда легко...
Мальчики рассказывают о женщине, которая трево-
жится о своем ребенке, строит планы, хотя он еще ма-
ленький, и т. д. Вальтер говорит задумчиво: <Если бы
была такая мать, которая так бы о нас беспокоилась>.
Я думаю, что он вспомнил о своих родителях, когда
говорил об этом. А я сказала, что буду делать все, что
в моих силах, и заботиться о нем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63