В ее
жизни алкоголь и мужчины занимают большую роль.
Хотела бы воспитывать детей, но не в состоянии это
сделать. Согласна передать девочку в киндердорф, хо-
тела бы ее посещать...> <Дети (двойняшки) рождены
вне брака. Дети не показываются регулярно врачу.
С ними не гуляют. Дети в плохом состоянии. Родителей
невозможно научить правильному уходу...>
Встречаются слова для нашего глаза в таких бума-
гах непривычные: <Мать очень добрая, но безвольная
женщина... она очень привязана к ребенку, но сама
понимает, что не сможет его воспитать, как надо...
отец груб, неласков с детьми, живет на пособие, а
мать полностью подчинена ему и, несмотря на любовь
к ребенку, не сможет и дальше противиться плохому
влиянию отца... Мать - неплохая женщина, но она
привыкла жить на социальную помощь и не хочет
искать работы...>
Когда-то мне казалось: высокий уровень жизни в
стране снижает количество социальных сирот. Оказа-
лось, что вместе с уровнем жизни поднимается и уро-
вень претензий к родителям. Я видела в детских доку-
ментах и слова о пьянстве, наркомании, тюрьме. Но <не-
способность воспитывать> мы понимаем явно по-
разному. Судя по документам, добрые, но безвольные
матери чаще всего сами отдают ребенка в детскую де-
ревню. Закон же вмешивается тогда, когда надо защи-
тить ребенка.
Я уже говорила о том, что семьи в детской деревне
разновозрастные. Когда выросшие дети покидают дом,
мать говорит директору, какого ребенка она хотела бы
взять. И ждет, когда этот случай представится. Все
матери, с которыми я встречалась, говорили, что груд-
ной ребенок для семьи - счастье. Помните рассказ
Гмайнера о трудном мальчике, привязавшемся к ма-
лышке? Одна из матерей сказала:
- Дети, попадающие к нам, страдали от недостат-
ка любви или полного ее отсутствия. Она им необхо-
дима, как витамины при авитаминозе. Мы стараемся
возместить эту любовь. Но даже у нас она в чем-то ко-
рыстна: любишь того, кому оказал добро, мы любим
в детях себя. А любовь совсем маленького чиста и бес-
корыстна. Самые тяжелые характеры выправлялись
любовью.
В детскую деревню могут попасть совсем малень-
кие. Мне рассказывали о двухнедельных, трехмесячных
и даже шестидневных детях. Грудной ребенок (по при-
вычке называю его так, конечно же, все они искусст-
венники), пока не подрастет, спит в комнате матери.
Бессонные ночи, болезни - мама рядом. Заботы, тре-
воги, не отойдешь от детей, не оставишь. Кажется, за-
чем им все это? Но рациональные вопросы в жертвен-
ной профессии неуместны.
В тех документах, которые в одинаковых папочках
хранятся в специальных шкафах, есть история жизни -
характеристика ребенка. Естественно, если ребенок в
том возрасте, когда характер уже проявился.
<У К. почти не сохранилось воспоминаний о мате-
ри. Если она посещала детей, они были скованными и
отстраненными по отношению к ней. Для него оконча-
ние визита, в противоположность его сестричке, не
представляло никакой трудности.
К. кажется замкнутым, но в игре бывает веселым.
Он чувствует себя в патронажной семье хорошо. Ему
удалось избежать негативных переживаний, он не был в
приюте. Правда, его первый год жизни, который он
провел у матери, почти неизвестен. Ясно только, что
в семье было тяжелое финансовое положение... С К. не
было проблем, ни со здоровьем, ни с воспитанием.
Без таких документов - гораздо более полных,
чем у нас, - нельзя направить ребенка ни в одно воспи-
тательное учреждение. Читаешь их и видишь, как
серьезно и внимательно наблюдаются дети в тех
семьях, где беда или вина родителей лишает их нор-
мального детства. У нас почему-то акты о лишении ма-
теринства в делах детей только из суда. <По показа-
ниям соседей... по показаниям общественности...>
А здесь специальный инспектор посещает семью, что-
бы взвешенно и профессионально (вот что важно: про-
фессионально! А где они наши подготовленные соци-
альные работники?) решить, может ли <безвольная, но
добрая женщина> противиться агрессивному отцу ре-
бенка? В актах этих с изумлением обнаруживала те же
беды, что и у нас: пьянство, наркомания, жестокость
родителей. Почему-то эти беды, видимые у нас непро-
фессиональным взглядом, в Австрии мало заметны.
И кажется, что их нет. А они есть. И записаны в дела де-
тей, ибо это документ, подтверждающий правильность
происшедшего, - направление в детскую деревню.
И для того чтобы взявшие ребенка знали, из какой
семьи, что с ним раньше было, что пережил.
Но вот разговариваю в одной семье, в другой -
и слышу, что документы детей матери не смотрели.
Или смотрели, но много позже.
...Я не хотела, чтобы это на меня влияло. Акт -
уже составившееся мнение. И я боюсь посмотреть на
ребенка чужими глазами. Когда подрастут - прочту,
но у меня уже сложится свое мнение.
...Прочла, когда это были уже мои дети. Понимаете,
когда мы уже стали семьей. Я - мама, они - мои
дети.
...А я вам объясню: посмотрела года через три и
ужаснулась, а если бы я поверила? В акте было напи-
сано: в патронажной семье мальчик крал и говорил не-
правду. Со слов этих людей, конечно. Я думаю, они
искали для себя повод отказаться от ребенка, с кото-
рым почему-то не нашли общего языка. Вы видели это-
го ребенка? Он органически не может сказать слово
лжи. Ор-га-ни-чески.
Конечно, были и такие матери, что знакомились с
документами. Но это - прошлое детей - в разговорах
не присутствовало. Может быть, не случайно в книге,
посвященной 40-летию детской деревни, приведены
слова Гмайнера: <Киидердорфмуттер должна быть го-
това непредвзято принять и признать ребенка, кото-
рый одинок в мире и потерян, мальчика или девочку -
все равно, таким, как он есть, - голеньким и непри-
крытым>.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63