Если бы можно было начать все сначала, она взяла
бы любых четырех ребят, чтобы они ходили к ней не по
очереди, а каждое воскресенье. Но сначала не нач-
нешь. Теперь у нее тетрадочка, и в ней столбиком,
по дням, кто когда приходит. <Люба, Катя, Алеша,
Лена, Боря, Юля, Наташа, Ира, Сережа, Витя...> По-
лучается, каждый у нее в гостях в среднем раз в три
недели. Мало, ужасно мало.
Весь воскресный день у Ольги расписан по мину-
там. И я еле поспеваю за ней по недолгой дороге к
детскому дому. С того момента, как мы с Ольгой
заходим в вестибюль, жизнь здесь меняется. Семь
ребят деловито начали одеваться: пальто, варежки,
шарфы. Старший держал в руках общий мешок с
тапочками. Вроде бы ничего особенного не происхо-
дило, но уже легла незримая черта. Одни уходили,
другие, изо всех сил державшиеся независимо, оста-
вались. И только Оленька не выдержала:
- А почему Сережка опять...
- Ты же знаешь, - виновато посмотрела Ольга, -
он не только в гости идет, у него урок музыки.
- Каждое воскресенье? - прошептала Оленька.
Ольга ничего не ответила. Не слышала, наверное. Но
когда мы вышли из трамвая и во главе с Сережкой,
старавшимся показать, как знаком ему этот путь, по-
шли по весенней улице к ее дому, она сказала, словно
продолжая начатый разговор:
- Я себе каждый раз кажусь предательницей...
Вечером, когда Ольга привела ребят в детский
дом и почитала им на ночь, она в третий раз, не торо-
пясь, одолевала расстояние от Ярославского проспек-
та до Гаврской улицы.
Ей бы надо быть счастливой. Так трогательно Се-
режа сегодня за младшими следил, так смешно они
семь пар ботиночек у входа выстраивают, так девоч-
ки ее омлет хвалили, так все смеялись, когда в люби-
мую игру играли. А она счастливой себя не чувствует.
Она вспоминает глаза оставшихся.
Один из воспитанников Гмайнера сохранил его
письмо со словами: <Я не оставлю никого из вас.
Я буду бороться за каждого>. И он действительно
боролся. Когда один из старших мальчиков, уже вы-
шедших из деревни, угодил в тюрьму, в день осво-
бождения у ворот его ждал Гмайнер. Он никогда не
был всепрощающим. Он не принимал лени, расхля-
банности и, конечно же, нечестности. Но когда уже
случалась беда, он ходил на свидание в тюрьму и пос-
ле освобождения давал собственные деньги и следил,
чтобы человек встал на ноги,
Гмайнер всегда понимал, что тушить пожар куда
сложнее и дороже, чем подумать о мерах, спасаю-
щих от него. Он хотел бы бороться за каждого, но
он один уже сделать этого не мог. Это было ему ясно,
еще когда только-только построили Имст и уже стро-
ился Альтмюнстер и планировался Лиенц. Уже тогда
для него <бороться> означало продумать систему по-
мощи вырастающим. Так появился первый молодеж-
ный дом.
Сегодня на 9 австрийских деревень - 8 таких до-
мов, Все они построены так, чтобы прежний дом, из
которого переселился молодой человек, был бы ря-
дом, чтобы можно было приехать в свободный день,
а свободный вечер. А в Хинтербрюле и ехать не надо:
дом расположен в десяти минутах ходьбы.
Меня водил по нему его директор Франц Апляй-
дингер. Он стал работать воспитателем в молодеж-
ном доме в 24 года. Сейчас ему за тридцать, но в
клетчатой рубашке и джинсах худощавый Франц впол-
не мог бы сойти за живущего в доме. Благо, время
проживания здесь не ограничено. Кто-то возвращает-
ся сюда и после армии, кто-то после неудавшейся
семейной жизни,
Правила жизни и оплаты,четко определены и ино-
гда кажутся даже суровыми. Получающие зарплату
вносят четверть заработанного в общую кассу и обя-
заны, пока живут в молодежном доме, четверть от-
кладывать на сберкнижку. Молодые люди до 16 лет
должны быть дома до 9 часов вечера, а в восемнадцать
они получают свой ключ от входной двери. Один раз
в день здесь за очень умеренную плату вкусно и кра-
сиво кормят. Чаще всего - вечером. Днем все обеда-
ют на работе или в учебном заведении. Несколько
жилых комнат объединены общей кухней. Завтрак го-
товят сами.
Первый этаж - комнаты для встреч вечером, что-
то вроде кафе с террасой, залитой солнцем и увитой
зеленью. Кафе обслуживают сами. Меня поразило
отсутствие вахтеров, дежурных и вообще всякого
ограждающего персонала, бильярдная комната и раз-
решение продавать пиво в кафе.
Первая комната, которую мне показывает Франц
Апляйдингер, опрятна и прибрана. Во второй мы пере-
ступаем через одежду, разбросанную на полу, и он
спокойно смотрит на незастланную кровать. Я спра-
шиваю, а как здесь относятся к порядку в комнатах,
нет ли санитарной комиссии и огромного листа с от-
метками в вестибюле. У нас, например, я такое виде-
ла в общежитиях, где живут взрослые люди, уже окон-
чившие вузы и вполне самостоятельно работающие.
Этого я ему, правда, не рассказываю, и, наверное,
именно из-за отсутствия информации и обмена <пе-
редовым опытом> он меня не совсем понимает и го-
ворит:
- Это их личная комната, и мы не вмешиваемся.
Если будет совсем уже безобразно, я попрошу убрать.
В SOS-киндердорф раскованность и личная свобо-
да каждого сочетаются со строгой регламентацией и
большим количеством уложений и правил, которые
нам абсолютно не знакомы. Впрочем, как и личная
свобода, человеческое достоинство как педагогиче-
ские понятия.
Вот что было важно Гмайнеру, чтобы пятнадцати-
летний мальчишка, выйдя за стены дома в обычную
жизнь, не остался одиноким. В Австрии хорошо раз-
работанная система социальной защищенности. Один
мальчишка все равно бы не пропал. Получил бы другое
общежитие, снял бы комнату, поселился в доме для
молодых людей одной из католических организаций,
Но он же сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63