<И нам бы такое!>
Первыми решили перенести гмайнеровскую модель
на свою землю западные немцы. В 1955 году уже
был организован союз SOS-киндердорф в ФРГ. Один
из его создателей вспоминал: <Мы были тогда восхи-
щены идеей и желанием Германа Гмайнера не опре-
делять вырванных из своего окружения и заброшен-
ных детей в массовые учреждения, а организовать
для них в семьях детских деревень достойные чело-
века условия жизни и развития личности. Мы не бы-
ли педагогами-профессионалами. Но мы были захва-
чены идеей защиты этих детей. И поэтому мы хоте-
ли основать для них одну, самое большее - две дет-
ские деревни в надежде, что эта модель найдет по-
следователей>.
У первой детской деревни в ФРГ была своя почти
сказочная история, в которой, впрочем, все не выду-
мано. Через год после учреждения немецкого союза
Гмайнер поехал по различным городам Германии с
докладами, доход от которых (в основном заключав-
шийся в добровольных взносах) должен был посту-
пить на строительство первой немецкой детской де-
ревни. После одного из докладов к Гмайнеру подошла
женщина, одетая в неброский костюм, который может
себе позволить только богатый человек, и передала
ему чек на 300 000 немецких марок. Так в Дисене на
берегу Аммерзее началось строительство первой, но
далеко не последней деревни.
Истории строительства некоторых детских дере-
вень в других странах были просты чрезвычайно. Мо-
лодой учитель начальной школы во Франции прочел
в газете заметку об Имсте и в первые свои каникулы
приехал в Австрию. В книге для гостей осталась его
запись: <Великолепная идея помощи покинутым детям.
Я попробую сделать то же во Франции!> Он приехал
еще раз, чтобы посоветоваться с Гмайнером и, оста-
вив свою профессию, занялся организацией детской
деревни во Франции.
Как далеко .разошлись наши дороги в организа-
ции детских сиротских учреждений! Гмайнеровская
модель завоевывала мир за пределами маленькой
Австрии не только потому, что это была прекрасно
и четко продуманная организация педагогического де-
ла, но и потому, что мысль о воспитании осиротев-
ших или оставленных детей в условиях, приближен-
ных к семейным, все более завоевывала умы в мире.
Мы же, как это ни странно, шаг за шагом отходили да-
же от тех форм воспитания осиротевших детей, кото-
рые могли бы превратиться в нечто, хотя бы прибли-
женное к семейному.
В войну детей, привезенных из тех мест, которые
оказались заняты врагом, к примеру на Ташкентском
или на других вокзалах, разбирали по семьям. А по-
том мы начисто отказались от той формы, которую
Гмайнер называет лучшей вслед за усыновлением:
опекунская или патронажная семья, когда государство
платит определенную сумму за воспитание ребенка.
У нас осталось или усыновление, оформление которо-
го и по сей день осложнено по сравнению с мировой
практикой, или детский дом, тоже со временем видо-
изменившийся не в лучшую сторону. На одну из сво-
их публикаций в печати о гмайнеровской модели я по-
лучила такое письмо:
<После войны мне доверили руководство детским
домом для детей, оставшихся без родителей. Типовых
зданий тогда не было. Дети ютились в домиках, раз-
бросанных на территории поселка в глубине Белорус-
ского Полесья. Обеспечить каждый домик няней или
воспитателем было невозможно. Вот тогда стихийно
возникла идея образования <семей>, состоящих из
детей от 5 до 15 лет. <Семью> в 10-11 человек воз-
главляли старшие по возрасту <братья> и <сестры>.
Правда, тогда мальчики и девочки жили отдельно.
<Семьи> мальчиков и девочек помогали одна другой.
Хозяйственную работу выполняли мальчики. Они заго-
товляли дрова, чинили мебель, приносили воду. Де-
вочки в свою очередь шили белье, гладили, стирали,
чинили.
Чтобы еще больше приблизить эти микрогруппы
к семье, мы разыскивали в других детских домах
братьев и сестер детей нашего дома, разметанных
войной. Все это помогало устранить чувство безродства,
которое охватывало выбывающих воспитанников. Они
оставались членами <семьи>.
Опыт этого дома моделью не стал. Так же как не ста-
ли ею и другие детские дома, в которых оказалось
место для нестандартной жизни. В конце пятидесятых
годов еще оставались немногие маленькие детские до-
ма, где можно было избежать казенного существова-
ния, присущего монументальным воспитательным уч-
реждениям. Помню детский дом в Ленинграде в ста-
ром особнячке, там стояла сразу же после войны со-
бранная где-то не стандартная, не учрежденческая
мебель. И эти неожиданные пузатые комодики, какие-
то допотопные ореховые гардеробы создавали ощу-
щение дома. Помню маленький детский дом в Горь-
ком, где ребята могли зайти на кухню и сказать:
<Тетя Маша, я от голода умираю>. И добрейшая те-
тя Маша, ворча для порядка, что вот обед через
полчаса, уже намазывала кусочек хлеба маслом.
А потом этих детских домов не стало. Мы начали созда-
вать типовые школы-интернаты. Гигантомания, кото-
рой болела вся страна, не могла не охватить и нароб-
раз. Все должно было быть масштабным и величе-
ственным. Исчезали небольшие колхозы, закрывались
маленькие заводики, ликвидировались пекарни при
булочных. И маленькие школы закрывались в селах,
которые в бумагах именовались чудовищным словом
<неперспективные>, и детские дома в особнячках ис-
чезали часто вместе с особнячками.
Мир думал об идее семейного воспитания осиротев-
ших детей, о том, чтобы дети не жили в казарменных
спальнях и не ели в столовых армейского типа, а мы
строили типовые коробки, где классная комната и
спальня абсолютно ничем не отличались друг от друга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63