И только генерал Луков и граф Кошин остались. Они стояли у вхо
да в собор и молча смотрели на брусчатку мостовой. За спиной их отец Ефтим
ий шумно хлопнул дверью, запирая святая святых крепости Петра-и-Павла.

Вечером того же дня служка отца Ефтимия принес Ниночке письмецо.
Ц От Бориса Степановича передать велено, Ц пробормотал смущенный слу
жка и торопливо убежал.
Ниночка бросилась наверх, в отведенные ей покои и в волнении развернула
письмецо:
«Возлюбленная моя! О, как я сегодня счастлив, Ниночка! С каким сердечным во
схищением вспоминаю сегодняшний день, и сладостное чувство блаженства
разливает сие воспоминание в душе моей. Кто бы мог подумать, что в этой кре
пости, в совершенном подобии католицкого чистилища, человек, осужденный
на заточение, мог иметь столь блаженные минуты, столь восхитительные ощу
щения Ц но так как и в чистилище нисходят иногда ангелы небесные утешат
ь и укреплять страждущих, так и ты, мой земной прелестнейший ангел, пришла
рассеять горе мое Ц и узилище мое показалось мне прекрасным раем.
Я пишу тебе, как думаю, как чувствую, и все же мое письмо слабо выражает мои
чувства к тебе, моя возлюбленная. Если бы мой талант писать соответствов
ал необычайной любви, которую ты внушаешь мне, мое письмо было бы образцо
м красноречия. И так я иногда досадую, что я не поэт, не наш Кюхля непутевый,
который лучше меня мог бы воспеть твои прелести и мою любовь, Ц ибо я тве
рдо уверен, что редко любили так, как я люблю тебя, моя Ниночка. Ты из числа т
ех избранных существ, которые могут внушать только большие страсти, любя
тебя, невозможно любить слабо и лишь однажды в жизни можно любить, как я л
юблю тебя».
Ниночка тихо всхлипнула и крепко прижала кулачок к губам.
Ц Господи, что же ты с нами делаешь, а, Господи? Ц прошептала сквозь слезы
…

…Богомольцев было мало, проходили мимо какие-то старушонки, торопливо к
рестясь, бросали мелкие медные монетки в кружку высокому величественно
му страннику. Монеты легко звякали, а он даже не благодарил прихожанок, ли
шь шепча словно про себя:
Ц Господь вознаградит…
А потом вышел за ворота Саровской обители.
Он всегда любил ходить пешком. Длинные его ноги шагали размашисто и в ден
ь отмеряли едва не по сорок верст. Длинная суковатая палка да небольшой з
аплечный мешок составляли всю его поклажу, и дорога сама стелилась ему п
од ноги. Кусок хлеба да глоток чистой воды составляли весь дневной рацио
н странника с величественной, истинно императорской осанкой, и он радост
но оглаживал себя, видя и чувствуя, как здоровеет и наливается силой его х
удеющее тело.
Рубаха и порты его скоро износились и протерлись. За копейки купил домот
канное рядно у деревенских ткачих и менял белье, выбрасывая пропотевшее
и прогнившее. Армяк и сапоги были добротными и, хотя не давал им странник с
пуску, служили исправно.
Утрами и вечерами становился он на колени лицом к востоку и, вперив глаза
в небо, розовеющее утренней или вечерней зарей, шептал сипловато и страс
тно:
Ц Господи, прости и вразуми…
Странник шел и шел, останавливаясь лишь в случае крайней необходимости д
а на свои пять часов крепкого, без всяких видений сна. Странник шел своим с
обственным этапом в Сибирь, в угодья таежные.

9 декабря 1826 года ровно в полночь двадцать широких саней покинули крепост
ь Петра-и-Павла. В соломе, укрывшись одеялами, лежали ссыльные мятежники.
Взвод казаков окружил мрачный санный обоз, галопируя на своих быстрых, л
охматых лошаденках.
Уже несколько дней мело по всей земле русской, тяжелые хлопья снега укры
ли землицу саваном, немотствовал зимой мир.
За Петербургом деревеньки и поля превратились в белую пустыню, ветер игр
ал пылинками снега. Леса превратились в полки заколдованных, блестящих с
еребряными латами великанов. Морозец пока еще стоял небольшой, еще ижил
в холоде деревья. Но и над ними уже накинула зима саван, пригибая ветви к з
емле, принижая в лютости своей все живое. Обещала старушка седая в этот го
д быть небывало суровой.
Выставленные женами арестантов наблюдатели, день и ночь следившие за кр
епостью, подняли тревогу. Меж домами и дворцами декабристов заметались п
осыльные:
Ц Их увозят! Да-да, прямо в полночь увозят! Чтоб никто их не увидел! У них по
сты до Москвы выставлены! На двадцати санях отправят! Нет, имен еще не назы
вали. Неизвестно, кто в путь отправится, но на ближайшем же почтовом яме ст
анционный смотритель будет знать весь список.
Уже через час со всех сторон начали выезжать крытые возки, чтобы собрать
ся перед Петровскими воротами крепости. Снег превратился в кашу, виднели
сь следы саней. Узников уже отвезли.
Караульные на вопросы не отвечали, мзды не брали. Они прекрасно знали, что
за ними сейчас наблюдают офицеры.
Ц Все напрасно! Ц воскликнула, в конце концов, княгиня Трубецкая. Она ст
ояла в санях, выпрямившись во весь рост. Огромный возок был доверху забит
ящиками и кофрами, фыркали в упряжи три лучших коня с конюшен Трубецких.
Ц От этих идиотов мы ничего не узнаем! Надо ехать на ближайшую почтовую с
танцию! Лошади у нас быстрые. Возможно, мы их еще нагоним.
Она откинулась в подушки, запахнула меховой полог, укуталась в меха чуть
ли не с головой, и кучер, громко свистнув, погнал лошадей из города. Словно
обоз призраков промчался в ту ночь по Петербургу, и только снег клубился
под копытами.
Обоз из тридцати четырех саней, сорок две женщины решились поехать вслед
за своими мужьями.
Сорок две женщины добровольно ехали в Сибирь, для них их мужья-каторжане
были никогда не заходящим солнцем любви, коему не страшны ни лед со снего
м, ни мороз с одиночеством, ни голод со страданиями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72