Не объять ни глазом, ни сердцем человеческим всю эту красоту земную.
В глазах Петра Суханова плескалось солнце, мерцало в кристаллах невыпла
канных слез, и, казалось, что оживает застывшее лицо. Тайга замерла в мороз
е боли.

Ждала тайгу и такая картина.
Бледная полоска нарождающегося утра только-только появится на востоке,
а молодая женщина в сопровождении могучего великана в крестьянском опр
ятном армяке оставит далеко позади свое ночное убежище Ц острог Нерчин
ский. Предвещая дождь, затянут мохнатые черные тучи небо-небушко. Внизу п
од небом этим шуметь будет, покачивая вершинами деревьев, тайга многовек
овая. Ветер притянет за собой серые неприятные клочья тумана. Он то стыдл
иво прикроет отроги, то спустится в ущелье и укроет наконец серой папахо
й вершины далеких гор.
Ц Дело тут нехитрое, Ц бубнил спутник молодой охотницы. Ц Так оно полу
чается: ежели в ясную ночь подует ветер снизу, будь это в долине, на реке ил
и ключе, Ц добра не жди, непременно погода испортится, и обязательно к до
ждю. Скажем, барышня, ежели туман к верху лезет, по вершинам хребтов кучитс
я Ц тоже к дождю, тут без ошибки. К непогоде тайга шумит по-другому, глухо,
птицы поют вяло, а то и вовсе замолкают: даже эхо под корягу прячется, в лес
у не отзывается…
В десятке шагов от звериной тропы в глубоком узком ущелье бьется в порог
ах река. Отвесные скалы зажали речонку в каменные тиски, чему она бешено с
опротивляется, исходит пеной и брызгами в тщетном порыве освободиться, в
ырваться на свободу к свету и теплу. «Вот так же и мы, Ц грустно думает мол
одая женщина, поправляя ружье за плечом, Ц вырваться стремимся, а силено
к не хватает».
Она ложится на живот, заглядывает вниз. Эх, далеко ж она сегодня забралась
вместе с верным своим спутником. Из ущелья веет тяжелым запахом сырого п
огреба в избе курной. Черные утесы, влажные от постоянной сырости, тянутс
я вверх, словно уродливые костлявые пальцы Кащея Бессмертного. С противо
положного берега тут и там свисают длинные серебристые пряди многочисл
енных водных потоков, срывающихся в пропасть, чтобы, соединившись в един
ое целое, впасть в буйное неистовство и мчаться дальше вниз, подтачивая и
разрушая многочисленные преграды.
Пошел дождь. Молодая женщина и ее спутник не боялись вымокнуть, на ходу он
и почти не чувствовали холода, но по мокрой тайге гораздо труднее пробир
аться. Влажные камни и стволы деревьев, невесть откуда взявшиеся ручьи и
топкие бочажки замедляют передвижение, превращаются в нешуточные преп
ятствия, которые по сухой погоде и незаметны вовсе.
Дождь идет все гуще и холоднее. Намокнув, печально обвисают ветки деревь
ев, поникли травы, мох напитался водой, и при каждом шаге вода пузырится и
сердито ворчит под ногами. Ладно, что сапоги у них справные, авось не промо
кнут. Кочковатая земля покрывается лужами, а кочки упорно норовят выскол
ьзнуть из-под ног, словно задались одной-единственной целью: извести чел
овека, посмевшего нарушить их покой. В такую погоду дремлет в тайге зверь,
забившись в чащу, или, спрятавшись в скалах, спит притихшая птица таежная
в густых хвойных кронах.
Холодные струи стекают по их лицам, путники смахивают их рукой, не замеча
я.
Внезапно расступаются деревья, и на небольшой поляне видят они низкую из
бушку-келейку. Дверь в избушку подперта колом, а подступы к ней закрывают
густые заросли чемерицы и дягиля.
Ц Мы пришли, Мирон.
Поправив ружья, они осторожно приближаются к келейке. Пусто внутри. Пахн
ет свежим сосновым деревом, мрачные ели окружают ее со всех сторон, а невд
алеке течет ручеек с темной лесной прозрачной водой, цветут у завалинки
невесть как выросшие тут невзрачные цветочки.
Тихо, покойно внутри келейки. На бревенчатой стене висят картинки для та
йги странные Ц гравюра, изображающая икону Почаевской Божьей Матери в ч
удесах с едва видимыми инициалами А I на престольных облачениях, да вид Пе
тербурга со шпилем Адмиралтейства.
Ц Кто ж здесь обитает-то, а, Мирон?

Все это предстояло пережить Сибири, запомнить и впитать в себя навеки. А п
ока…

Шел 1825 год.
Высокий красивый мужчина средних лет устало прикрыл яркие голубые глаз
а. Его отцу было сорок семь, когда заговорщики подло и низко задушили его ш
арфом. Ему теперь тоже сорок семь. Чего ждет судьба от него? Почему затаила
сь? Что он должен сделать? Он так устал от всего земного Ц войн и перегово
ров, европейской грязной политики, от бесконечных доносов о существован
ии тайных обществ и союзов неведомого благоденствия. Он знал обо всем эт
ом, но вот уже четыре года лежали запечатанные в особые пакеты доносы, и не
давал он им никакого хода. Что толку проводить аресты и бросать людей в уз
илища, ведь ход истории все равно предопределен, и он не в силах бороться с
Провидением. Никакой его мирской власти на это не хватит. Он так устал, ем
у так хочется уйти, ему претит все общество, все дела, ему смертельно опрот
ивели все его придворные… Он презирал их и видел все их корыстолюбие и чв
анство.
Противно управлять дикой страной! Он устал. Устал от всего, а потому часам
и готов выстаивать на коленях перед ликами святых. Хотя, что толку. Покоя-
то и мира в душе все равно не найти. Так что же он должен сделать? Как искупи
ть свой страшный грех? Грех отцеубийства?!
Он шел по улицам небольшого городка Таганрога, шел к главной его достопр
имечательности Ц собору. Поскорее бы зайти в полутемное, только слегка
подсвеченное синими огоньками лампад нутро его, наскоро помолиться и вы
йти на паперть…
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72