Ц Про то мне неведомо, барин.
Ц Брось ты, все тебе ведомо, рожа каторжная, Ц Кошин замер, как вкопанный.
Ц Я ведь могу и в порубе тебя запереть, сам знаешь! Ты ж моя собственность
, как-никак! С потрохами мне принадлежишь, с потрохами! Ты ведь Ничто!
Ц Знаю, барин. Но где найдется еще один такой кучер, чтоб с конягами так уп
равлялся?
Ц Вот и отправляйся в Сибирь! Один! Ц Кошин сжал кулаки. Все лицо графа ме
лко дрожало. Ц Я у царя в ногах валяться буду, чтоб пресек он это безумие…
Силой чтоб баб осатаневших здесь придержал! Ниночка и в Сибири… Я ж под ва
шу карету брошусь, Мирон! Неужто по мне проедешь? Неужто?
Ц Да, ваше сиятельство, Ц Мирон Федорович ни секунды не сомневался в св
оем ответе. Это самое «да» могло стоить ему головы, оно могло быть расцене
но как угроза смертоубийства барина. И то, что Мирон произнес-таки это сам
ое «да», лишний раз подтвердило Кошину, сколь глубоко укоренилась в куче
ре любовь к юной его хозяйке.
Ц Я хотел бы еще раз поговорить с Ниночкой, Ц прошептал Кошин и двинулс
я к высоким дверям, ведущим на террасу. Ц Мирон, о том тебя не барин просит
, а старый, заботами согбенный отец. Я клянусь тебе, коли увижу еще раз Нино
чку, вольную тебе дам. Вольную!
Лицо Мирона жалобно задрожало и сморщилось.
Ц Я более не холоп, ваше сиятельство? Ц хрипло спросил он.
Ц Нет. Ты так же свободен, как и я.
Ц Но Платовы уж два столетия Кошиным принадлежали… Завсегда так было.
Ц А с завтрашнего дня ты волен идти, куда пожелаешь. Только отведи меня к
дочери моей. Скажи ей, что ничего я от нее не хочу, разве что обнять крепко-н
акрепко. Пусть то будет последнее объятие, Мирон Федорович, но будет.
Ц Я попытаюсь, барин, Ц и кучер развернулся, чтоб идти. Он старался ступа
ть на цыпочках, чтоб не запачкать еще сильнее дорогой ковер. Ц Я вернусь,
коли согласится она.
Ц В любое время, Ц Кошин отвернулся. В его глазах блеснули слезы, но он не
стыдился плакать перед холопом. Ц Даже ночью. Когда Ниночка захочет…
Ц Я уговорю ее, клянусь, Ц взволнованно пообещал Мирон. Ц Только вот чт
о, барин, не стоит за мной слежку пускать. Время только зря потратите, а тол
ку Ц чуть. Я ведь, сами ведаете, могу с конями управляться, как Охотник Сер
ый…
Кошин молча кивнул головой. Серый Охотник Ц сибирское сказание о челове
ке, приговоренном Богом к бесконечной скачке навстречу вечности.
Ц Я просто буду ждать, когда ты вернешься, Ц прошептал Кошин. Ц Ждать…


ГЛАВА 6

Так же, как и во дворце графов Кошиных, великие сборы начались в домах Труб
ецких, Волконских и Муравьевых. Сорок две женщины были уж готовы последо
вать за своими мужьями в Сибирь. Они набирали с собой все, что смогло бы пр
игодиться до конца их жизни: начиная с белья постельного и посуды и закан
чивая чайными чашками и подбитыми мехом одеялами. Но прежде всего собира
лись они везти в экипажах своих инструмент ремесленный: пилы и топоры, кл
ещи и гвозди, молотки и зажимы.
Княгиня Трубецкая запаслась целой коллекцией всевозможного оружия из
шкафов своего супруга. А Ниночка велела Мирону прикупить три хорошо прис
трелянных ружья, четыре тысячи патронов и два больших дуэльных пистолет
а, какие раньше она видала у Бориса. В полной готовности ждали женщины отъ
езда осужденных.
Но никто толком не знал, когда должен отправиться в путь этап. Женщины поо
чередно дежурили день и ночь перед крепостными воротами. Экипажи и карет
ы стояли в полной боевой готовности, лошадям задавались только самые луч
шие корма.
А так, в общем-то, никто в Петербурге и не замечал даже, что открыта в истори
и России, писанной кровью и слезами, новая глава Ц глава любви, какой еще
никогда не бывало доныне. О декабрьских мятежниках практически никто не
осмеливался заговаривать. Новый император старался показаться добрым
государем всему народу. Заграница пыталась поддерживать торговые отно
шения с Россией. У ремесленного люда, купцов дел было хоть отбавляй, и толь
ко на земле холопьей ничего не менялось. Крестьяне батрачили на износ за
жалкую полушку хлеба, стонотьем стонали под непосильным налогом да корм
или утонченных своих господ, что играли, пили и познавали самое себя.
Многое случилось за прошедшее время. 14 июля повесили приговоренных к сме
рти заговорщиков. Затем царь официально короновался на царство и целый м
есяц Петербург праздновал и восхвалял нового помазанника Божьего. День
за днем военные оркестры играли на улицах веселые марши, столица империи
была украшена флагами и штандартами, а в газетах то и дело мелькали верно
подданнические статейки о великодушии и милосердии государя. А посему п
ять повешенных мятежников были с легкостью позабыты. Позабыты те, что ум
ерли на виселице перед крепостью с криком: «Боже, храни Россию!».
Отныне жизнь текла по своим прежним, устоявшимся законам. Родилась на дв
оре осень, исчезли рои мошкары, докучавшие петербуржцам жаркими летними
месяцами, природа готовилась к зиме. Император старался договориться со
всем просвещенным и не очень миром. Ибо Россия открыта всем державам, гла
сил его девиз.
Только об одном крае он старался не думать: об Азии. О Сибири…
Кто ж о ней подумает добровольно? Да, конечно ж, никто!
Граф Кошин не собирался сдаваться. И написал письмо к вдовствующей импер
атрице Марии Федоровне, просил слезно принять его, просил облегчить учас
ть жениха дочери, писал, что это честнейший человек, ныне раненый и больно
й.
Вечером его известили, что Мария Федоровна примет его поутру в Зимнем дв
орце.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72