Первым положили того, которому 101 удар плетьми назначили. Палач наш
отошел шагов на пятнадцать от кобылы, а потом медленным шагом начал приб
лижаться к наказываемому. Кнут тащился по пыльной земле меж ног палача. И
когда палач подскакивал на близкое расстояние от кобылы, то высоко взмах
ивал правой рукой кнут, раздавался в воздухе свист и затем удар… Первые у
дары делались крест накрест, с правого плеча по ребрам под левый бок и сле
ва направо, а потом начинали бить вдоль и поперек спины. Во время самого де
ла, отсчитавши ударов двадцать или тридцать, наш палач, мастер работы сво
ей изуверской, подходил к стоявшему тут же полуштофу, выпивал стакан вод
ки и опять принимался за работу. Коли наказываемый солдатик не издавал н
и стона, никакого звука, и не замечалось даже признаков жизни, ему развязы
вали руки и доктор давал нюхать спирт. Коли при этом находили, что человек
еще жив, его снова привязывали к кобыле и продолжали наказание… Страдани
я несчастных были ужасные. Я сам смотреть долго на сие действо не смог, пок
инул плац. Забыть, забыть все это скорее, как страшный сон, не мне приснивш
ийся…»

Они забыли все Ц солдат и декабристов, расстрел пушками сенатского восс
тания, они кричали ура ему, новому государю, и благословляли. Но его все вр
емя беспокоила мысль о молве, слухах, слухах, будто бы брат Александр не ум
ер, а скрылся. Мысли эти тревожили и беспокоили Николая. Несколько завуал
ированных фраз донесений и почему-то название Саровской обители…
Николай призадумался. Никому нельзя довериться в таком деле, никто не до
лжен ничего знать.
А что если он в самом деле жив?
Николай даже вздрогнул. Решено, он поедет в Саровскую пустынь, он сам все и
сследует. Никого не брать с собой. Свита самая минимальная. Из тех, кто не з
нал брата живым…
…Небольшая дверь из простых деревянных плах закрывала келью.
Николай Павлович, император всероссийский, робко и боязливо приотворил
дверь. Затянутая черной тканью комнатка казалась поначалу пустой, но вот
перед распятием из черного дерева, висевшего в углу, он заметил коленопр
еклоненного человека.
Николай осторожно приблизился.
Ц Рад тебя видеть, государь, Ц тихо проговорил монах ли, нет ли…
Николай непроизвольно шагнул вперед и стиснул человека в простой одежо
нке в объятиях.
Ц Зачем ты это сделал, брат? Зачем?
Ц Разве что плохое? Ц тихо ответил монах, слегка наклоняя голову к плеч
у.
Ц Но ведь ты мог уйти открыто, жить частным человеком, и тогда не было бы в
сей этой смуты, не заставил бы меня Бог палить из пушек по собственным сол
датам.
Ц А тебя Бог заставлял, государь? Ц все так же тихо прошелестел голос мо
наха. Ц Что ты ко мне пожаловал? Я Ц никто и ничто Ц так мне на роду было н
аписано. Из первых стал последним…
Николай все смотрел и смотрел в до боли знакомое лицо.
Ц Но ведь ты понимаешь, как ты опасен, Ц просто заметил он.
Ц Я Ц никто и не помеха царскому трону… Ц упрямо повторил монашек.
Ц Я не знаю твоих мотивов, я не понимаю твоего стремления уйти, Ц Никола
й Павлович начал раздражаться. Он вынул из нагрудного кармана военного м
ундира маленькую коробочку.
Ц Здесь всего две пилюли. Хотя и одной хватит за глаза. Молниеносно и без
боли. Прости, но ты сам все понимаешь…
Он подошел к монаху.
Ц Обнимемся, Ц тихо попросил император. Ц Прощай и пойми меня…
Император прослезился и выскочил из кельи…
Монах тяжело опустился на скамью. Значит, не место ему здесь, значит, он до
лжен уйти… Монах собрал свой скудный скарб, повесил на шею ладанку, сунул
в карман ряски толстую пачку денег. Хватит, чтобы переодеться в крестьян
ское платье, купить лошадь, а там ищи его, государь-батюшка, велика Россия.
А Сибирь и того больше…
Он бодро шагал по прохладной от ночной росы дороге, окруженный темными с
тенами леса.
Скоро взошла луна, идти стало светлее, и он все шагал и шагал, опираясь на т
олстую палку, которую подобрал где-то по дороге. Теплая пыль дороги словн
о бы успокаивала натертые сапогами ноги, и он шел, иногда оступаясь на кол
добинах и цепляясь за выступавшие корни деревьев.
Луна высветляла ему путь, заливала все вокруг мертвенным хрустальным св
етом, дорогу было хорошо видно, и он, читая молитвы, отмахал от Саровской о
бители много верст, сам поражаясь своей легкости.
Скоро все вокруг посерело, легонький туманец начал подниматься от полей
, луна зашла за горизонт, а серый воздух все светлел и светлел. Занялась на
д горизонтом розовая заря, он еще подивился ее нежной розоватости, потом
краешек солнца показался прямо над дорогой, в просвете двух темных стен.

И сразу занялся птичий хор, Ц трещали сороки, каркали вороны, заливались
трясогузки, шум крыльев и шелест слились в стройный многоголосый хор.
Он прошел еще с версту, остановился у красивого куста рябины, уже отошедш
ей беленьким мелким цветом, пристроил котомку с едой под голову, запахну
л потуже армяк и надвинул шапку на самые глаза. Заснул он сразу, как только
щека его коснулась грубой ткани котомки.
Его разбудили пчелы, жужжавшие и трудившиеся над неяркими лесными цвета
ми. Он добрел до ручейка с темной коричневой водой, плеснул в лицо холодно
й чистой влагой и снова зашагал по дороге.
Солнце стояло высоко над головой, когда он уселся под громадную, в три обх
вата сосну и, глядя в синеющее сквозь ветви небо, принялся за скудный завт
рак. Кусок хлеба да крошка творога Ц все, что нашлось в котомке, он съел с н
евиданным наслаждением и снова отправился в путь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72