– Но у меня есть еще одна просьба к вам. Мои прихожане потеряли все до нитки и теперь обретаются на полях Мурфилд без еды и питья.
– У меня еще остались кое-какие припасы, так что смогу вас выручить. Кроме того, дам вам в помощь Уильяма и Джима.
В Мурфилд Иеремия вернулся в сопровождении слуги леди Сен-Клер. Разделив еду между прихожанами, он снова отправился в Ньюгейт справиться об Алене. Часть припасов досталась квакерам Джорджа Грея. Из-за пожара пропитание даже на «господской стороне» урезали, ибо родственники и друзья привилегированных узников сами оказались в незавидном положении, пытаясь спасти нажитое от огня.
Иеремия накормил Алена куриным бульоном, переданным Аморе, и обмыл тело вином. Пастор пробыл с больным до самого вечера, потом вновь отдал его под попечительство Джорджа Грея, а сам направил стопы в Мурфилд. Рассчитывая срезать путь, Иеремия обошел забитые беженцами проулки центральной части Лондона, свернул на Джилтспер-стрит, миновал Смитфилдский рынок, теперь тоже служивший прибежищем для лишившихся крова лондонцев, и двинулся дальше по Лонг-лейн. И здесь жильцы торопливо укладывали скарб и грузили на подводы. За последние дни эта картина стала настолько привычной, что уже не вызывала никаких эмоций. Но когда пастор проходил мимо одного из домов на углу Олдергейтс-стрит, внутренний голос заставил его замереть на полушаге. Внимание Иеремии привлек странный звук – скрип, будто внутри передвигали тяжелую мебель. Ничего необычного в этом, разумеется, не было – весь Лондон переселялся, но интуиция подсказывала ему, что здесь дело неладно. Пастор прислушался. Раздался звон разбитого стекла, затем на пол с грохотом упало что-то тяжелое.
Подняв голову, иезуит едва успел отскочить в сторону – через окно второго этажа на мостовую упал мольберт и разбился о камни. На нем было закреплено полотно незавершенной картины, изображавшей мадонну с младенцем. Иезуит непонимающе уставился на погибшую картину.
А наверху между тем послышалась возня, и в следующую секунду раздался душераздирающий крик. Какое-то время Иеремия стоял как вкопанный. Вдруг в дверях дома показался мужчина, которого преследовала группа разъяренных людей. Беглецу не удалось далеко убежать – уже в следующее мгновение его настигли, повалили наземь и принялись молотить кулаками и ногами.
– Ах ты, тварь эдакая! Дома поджигать надумал! Хватайте эту скотину и тащите вон туда! Ничего, мразь, сейчас мы тебя вздернем!
Гнев этих людей был понятен и объясним. Но противопоставить ему было нечего – толпа полностью утратила контроль над собой. И все же Иеремия, протолкнувшись к жертве, попытался образумить людей, оттащить их от жертвы, безмолвно и неподвижно лежавшей на камне мостовой.
– Прекратите, слышите! Господа Бога ради, отпустите его! – вопил иезуит.
Ему каким-то чудом удалось отбить несчастного. Иеремия попытался было поднять его, но тут к ним подскочил один из наиболее рьяных мародеров и нанес незнакомцу еще несколько ударов. Когда его наконец оставили в покое, Иеремия, опустившись на колени, попытался перевернуть пострадавшего на спину. Лицо человека представляло собой кровавое месиво, несколько зубов было выбито. Толпа тем временем, утратив интерес к своей жертве, всецело была поглощена разграблением его жилища.
– Вы меня слышите? – негромко произнес пастор, обращаясь к избитому мужчине.
Сначала тот никак не реагировал, но потом с отчаянием в глазах посмотрел на Иеремию.
– Да, плохи мои дела! – по-французски пробормотал он. – Я же… ни в чем… не виноват… Что я им… сделал?
Пастор, видя, что несчастный чужестранец при смерти, поторопился с объяснениями.
– Я пастор, друг мой, – тоже по-французски ответил он. – Ответьте мне, вы раскаиваетесь в своих грехах?
Умирающий, собрав последние силы, попытался что-то сказать, но вместо слов выходили хрип и бульканье. Француз закашлялся, из разбитых губ сочилась кровь.
Иеремия отпустил ему грехи. В потухших глазах умирающего промелькнула искра благодарности, потом взгляд остекленел, и вскоре француз закрыл глаза. Он был мертв. Иезуит осенил себя крестным знамением.
– Ах, так ты пастор-папист! Эй, слышите? К нам забрел проклятый Богом папист! – ненавистно возопил кто-то.
Мужчина, стоявший рядом с Иеремией, по тому, как иезуит перекрестился, мгновенно распознал в нем католика.
– Ну-ка все сюда! – злорадно поглядывая на пастора Блэкшо, заорал мужчина. – Так вот кто поджег наш город! Вот кто повинен в гибели наших жен и детей!
Недавние ремесленники, торговцы и законопослушные граждане, сжав кулаки, грозно надвигались на пастора. Глаза их горели злобой. Иеремия поднялся и, пытаясь сохранить самообладание, выпрямился.
– Повесить его! – раздался злобный вопль.
– Пусть этот негодяй дергается в петле!
– Давайте тащите сюда веревку!
Двое подбежали к Иеремии и потащили его за собой. Иезуит не сопротивлялся. Вдруг один из мародеров ударил его кулаком в лицо. Он покачнулся, но заставил себя устоять на ногах. Второй удар пришелся в живот. Со стоном Иеремия скрючился и упал на колени. Толпа, почуяв кровь, одурела – безропотно принимавшая муки жертва еще больше распаляла их. Два каких-то верзилы принялись без разбору бить пастора, олицетворявшего для них сейчас все зло мира, все ненавистное протестантам-англиканцам. Иеремия упал. Инстинктивно он попытался закрыть лицо и голову от ударов. Кто-то саданул его ногой в бок, и пастору показалось, что в сердце воткнули раскаленную пику. От боли он начинал терять сознание.
– Вот веревка! – захлебываясь от недоброго восторга, объявил мужской голос и поднял толстенный канат над головой, чтобы все видели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155