Вдруг до него донеслись возмущенные крики Элизабет:
– Чего это тебе в голову взбрело, наглец ты эдакий?! Давай пошевеливайся! И слышать не желаю твоих отговорок!
Гадая, кому адресовалась сия гневная тирада, Иеремия направился в лечебницу. К своему великому изумлению, он увидел, как родная тетушка супруги Алена, воинственно уперев руки в бока, вовсю распекает беднягу Кита, а на десерт залепила ему звонкую оплеуху.
– Что здесь происходит, мадам? – спокойно, но решительно спросил Иеремия.
– Этот бездельник не хочет слушаться, к тому же нагло отвечает мне, – разорялась Элизабет.
– В чем все-таки дело? – по-прежнему спокойно осведомился Иеремия.
– Мне нужно на рынок, хотела вот взять этого дурачка, чтобы он мне корзинки поднес, а он ни в какую. Мол, Николас велел ему готовить мази какие-то там. Будто Николасу никак без него не обойтись. Тоже мне, незаменимый выискался! Все это отговорки, слышать их не хочу!
Новой экономке явно не терпелось навести в доме свои порядки.
– Вот уж никак в толк не возьму, отчего у мастера Риджуэя один подмастерье и один ученик, хотя по правилам Цеха он может иметь целых трех учеников. Кроме Молли, здесь никого, кто помог бы мне. Выходит, мне одной на базар бегать?
– Понимаю ваши тревоги, – стараясь говорить как можно добродушнее, ответил Иеремия. – Если позволите, я схожу с вами на рынок, мадам. Но уж оставьте мальчика в покое. В конце концов, он в ученье у мастера Риджуэя – вот пусть себе и учится на здоровье и нам всем во благо. А хлопотать по дому не его забота.
Хоть и задетая за живое словами Иеремии, Элизабет все же согласилась с предложением иезуита. Чтобы угодить ей, Иеремия забрал самую большую корзину и по пути на рынок все время старался развлечь ее разговорами. И вправду женщина оттаяла. До Ньюгейтского рынка было два шага. Когда проходили через ворота, Иеремия сунул руку в карман, извлек несколько мелких монеток и вложил их в костлявые ладони нищих, тянувшиеся отовсюду.
– И вы даете этим греховодникам деньги! – не скрывая иронии, спросила Элизабет. – Их вздернуть пора.
– И грешники тоже люди, – ответил Иеремия. – Да и в тюрьмах сидят не одни только отпетые убийцы и воры. Среди них много и ни в чем не повинных.
– О невиновных Господь позаботится.
Иеремия воздержался от ответа, и они направились к торговым рядам. По традиции в первые часы после открытия рынка домохозяйкам разрешалось выбирать куски получше, овощи посвежее и покрупнее. А потом здесь властвовали продавцы. Рынок в этот ранний час бурлил. Ученики мясников разделывали коровьи, бараньи, свиные туши. В воздухе стоял запах крови, роились мухи. Элизабет купила говядины и свиного сала, сыру и сливочного масла, соли и связку свечей у разносчика, ходившего между торговыми рядами и предлагавшего свой ходкий товар. Иеремия, воспользовавшись возможностью, прикупил себе чернил и пару гусиных перьев. Уличный певец сунул Элизабет какую-то балладу, требуя за это пенни, но она отхлестала его бумажкой по физиономии и изгнала прочь. Какая-то старуха предлагала метелки, другая сальные свечи. Повсюду в поисках отбросов толклись нищие.
На обратном пути Иеремия завел речь о Маргарет Лэкстон.
– Вы ведь наверняка знали очень многих, кто обращался за помощью к вашей сестре, мадам, – начал он. – Вам говорит что-нибудь фамилия Дрейпер?
– Дрейпер… Дрейпер… – задумчиво повторила Элизабет, припоминая. – Да, конечно, однажды к Маргарет приходил мужчина по фамилии Дрейпер и просил помочь. Это было за пару недель до того, как ее убили.
– А вам неизвестно, чего именно он хотел от нее?
– Как что? Роды принять.
– Вы не ошибаетесь, мадам?
– Да нет, я сама все слышала, – заверила иезуита Элизабет. – Правда, этот человек просил, чтобы она вошла к ним в дом незаметно. Наверняка они хотели тайно все обтяпать.
– А вам, случайно, не известно имя женщины, которой Маргарет должна была помочь разрешиться от бремени? – с надеждой спросил Иеремия.
– Нет, насколько мне помнится, имени он не называл.
– Этот человек был молодой или постарше?
– Не старый еще.
– Он назвал себя?
– Кажется, да. Постойте, постойте…
– Может, Джеймс?
– Нет, мне кажется, Дэвид.
Сделав удивленное лицо, Иеремия ничего не сказал.
Значит, молодой Дрейпер лгал. Роды имели место. Но какова судьба матери и ребенка? Впрочем, это был уже хоть какой-то след.
– То есть как это вы не ходите в церковь? – возмутилась Элизабет.
Был воскресный день, и Энн вместе с тетушкой, переодевшись в праздничные платья и аккуратно спрятав волосы под белоснежными чепцами, собрались на церковную службу. Даже Ален сменил обычную грубую одежду на красивый камзол и черные бриджи. Впрочем, как он объявил, к великому удивлению Энн и Элизабет, в церковь он не собирался.
– Значит, верно, что про вас говорят, сэр. Вы на самом деле цепляетесь за эту отжившую религию, – неодобрительно высказалась Элизабет.
– Да, – коротко бросил в ответ Ален.
Когда он смотрел вслед уходившим женщинам, в нем шевельнулось смутное предчувствие грядущих бед.
Постепенно стали появляться первые прихожане-католики, желавшие исповедаться перед мессой. Ален всех их знал, как и они его. Пока Иеремия выслушивал исповеди у себя в комнате, а Кит занимался приготовлениями к мессе, Ален оставался у дверей проследить, чтобы в лечебницу не проникли посторонние – шпики например. Хотя, откровенно говоря, особой нужды в столь строгих мерах предосторожности не было, ибо весь гнев короны был сосредоточен ныне на баптистах и квакерах, а католикам было даровано нечто вроде передышки.
Когда собрались все прихожане, желавшие принять участие в тайной мессе, Ален также направился наверх, в комнату своего друга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155