И принцесса Генриетта Анна решила использовать отрешенность молодого человека, чтобы получше рассмотреть. Крайне редко ей приходилось видеть столь правильное лицо. Во взгляде синих глаз проступала серьезность, даже, пожалуй, некоторая нелюдимость. Ирландец не носил парика. Шелковистые вьющиеся темные волосы спадали на плечи. Весенний ветерок поигрывал ими. Принцесса с явным удовольствием рассматривала его.
Внезапно Брендан понял, что его изучают, и кровь прилила ему клипу.
– Сожалею, ваше высочество, но я не принадлежу к придворным, я всего лишь обычный простой крестьянин, плохо владеющий искусством ведения беседы.
Генриетта Анна рассмеялась.
– Для простого крестьянина вы как раз вполне сносно владеете этим искусством.
– Ну, это все благодаря стараниям месье аббата…
На лице принцессы появилось меланхолическое выражение.
– От души надеюсь, что ему не удастся сделать из вас настоящего придворного. Так что уж оставайтесь тем, кто вы есть, месье Брендан: простым, но прямодушным крестьянином.
Брендан с изумлением посмотрел на нее. Он впервые видел эту молодую девушку, ничего о ней не знал, и ему показалось, что она отнюдь не в восторге от придворной жизни. Может, она стала жертвой интриги? Она не походила на тех многоопытных особ, которые как рыба в воде чувствуют себя в обществе сплетников и сплетниц, как и на тех, кто готов постоять за себя. В отличие от своего рослого, полнокровного брата Генриетта Анна казалась хрупкой, субтильной. Глаза ее отливали прозрачной сапфировой синевой. Каштановые волосы спиралевидными локонами были уложены по обеим сторонам головы. Если сравнивать Генриетту Анну и Аморе, трудно было бы сыскать больших антиподов, и все же Брендан находил миниатюрную принцессу, сидевшую рядом, весьма привлекательной.
На розовых губках Генриетты заиграла улыбка.
– Так вы, значит, ирландец, месье. Мне очень хотелось побольше узнать о вашей стране. Расскажите мне о ней.
И снова Брендан не знал, что ей ответить. Воспоминания об Ирландии всегда были для него болезненными, и он старался как можно реже думать о родине. Несмотря на любовь к Аморе, он скупо делился с нею воспоминаниями о прошлой жизни. Но во взгляде Генриетты Анны было такое искреннее желание узнать об этой стране, что Брендану отчего-то сразу захотелось нарушить грозившееся затянуться до неприличия молчание. Принцесса, позабыв обо всем, слушала рассказ о его детстве и ранней юности, которая пришлась исключительно на военные годы. Когда Брендану было три года, угнетаемые на протяжении столетий англичанами ирландцы поднялись на борьбу. Лишь восемь лет спустя ценой кровопролития Кромвелю удалось подавить бунт. Брендан был свидетелем кровавой резни в Уэксфорде, где войска парламентаристов без разбору казнили женщин, детей, стариков. Среди них оказался и отец Брендана. Его матери чудом удалось отправить детей к родственникам в графство Клэр, одно из немногих, где католиков не лишали собственности. Большую часть страны Кромвель раздал в качестве откупа тем, кто воевал за него, изгнав законных собственников на чужбину. И когда Брендану исполнилось шестнадцать, он принял решение расстаться с обнищавшей семьей, отправившись на поиски счастья в армейских рядах на континент. Сначала он служил во французской армии, потом в испанской.
– Но я всегда знал, что мне уготована смерть на поле битвы, стоит мне остаться в армии, – закончил свой рассказ ирландец. – Вот поэтому я и отправился в Англию, рассчитывая там найти себе занятие.
История Брендана явно расстроила Генриетту Анну.
– Я рада, что познакомилась с вами, месье, – негромко произнесла девушка. – Негодяи, погубившие вашего отца, сделали и меня сиротой. Поверьте, я очень хорошо понимаю вас и разделяю ваши чувства.
Брендан с благодарностью посмотрел на нее. Он уже не чувствовал прежней скованности в общении с герцогиней Орлеанской. Некоторое время они молча слушали звуки гитары сидевшего неподалеку пажа.
– Я слышала, что ирландцы – прирожденные барды, – первой нарушила молчание Генриетта Анна. – Это правда?
– Да, многие из моих земляков не прочь спеть, – не сразу ответил Брендан.
– А вы? Не споете ли вы мне что-нибудь ирландское?
– Но, ваше высочество, я не обладаю для этого подходящим голосом, – попытался отговориться явно смущенный Брендан. – К тому же добрых несколько лет у меня не было повода распевать песни.
Но Генриетта Анна не уступала.
– Сделайте одолжение, месье, спейте мне что-нибудь. Месье Люди, – она кивнула на пажа, – поет и играет прекрасно, но прошу вас, не, поймите меня превратно, иногда все же хочется послушать что-нибудь другое.
Жестом она подозвала пажа.
– Отдай гитару месье Макмагону.
Брендану не хотелось разочаровывать принцессу Орлеанскую, внимание которой, безусловно, льстило ему, и он взял пару пробных аккордов.
Он даже не помнил, когда в последний раз брал в руки инструмент или пел, но стоило гитаре оказаться у него в руках, как он с удовлетворением отметил, что пальцы ничего не забыли. Гэльские слова вспоминались сами собой, увлекали, захватывали его. И, отдавшись пению, Брендан ощутил облегчение.
Генриетта Анна зачарованно слушала его. Она чувствовала, как по телу бегут мурашки, – настолько проникновенно звучал полный печали голос этого ирландца, подпевавшего меланхоличному перезвону струн.
Когда он закончил петь, Генриетта Анна растроганно произнесла:
– Эти песни такие печальные – и все-таки мне до сих пор не приходилось слышать ничего прекраснее. О чем они?
– О тоске по родине, о свободе, о надеждах на лучшее будущее и просто о любви.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155