Свежая и тихая до неподвижности ночь облегла землю.
...Тишина земная как бы сливалась с небесною, тайна земная
соприкасалась со звездною... Алеша стоял, смотрел и вдруг как
подкошенный повергся на землю. Он не знал, для чего обнимал ее,
он не давал себе отчета, почему ему так неудержимо хотелось
целовать ее, целовать ее всю, но он целовал ее плача, рыдая и
обливая своими слезами, и исступленно клялся любить ее, любить
во веки веков... О чем плакал он? О, он плакал в восторге своем
даже и об этих звездах, которые сияли ему из бездны, и "не
стыдился исступления своего". Как будто нити ото всех этих
бессмысленных миров божьих сошлись разом в душе его, и она вся
трепетала, "соприкасаясь мирам иным"134.
Между прочим, русская церковь считала грехом для "мужей и
отроков" бросаться на землю ничком или "лежать на чреве": в
этом усматривалась имитация полового соития, а само действие
приравнивалось к оскорблению или обиде родителям. В
древнерусском епитимейнике (перечнях грехов) говорится: "Аще
отцу или матери лаял или бил или, на земле лежа ниц, как на
жене играл, 15 дни (епитимья)"135.
Сходная по своему идейному звучанию сцена есть и в
"Преступлении и наказании", где Мать-земля становится судьей
убийце Раскольникову. Измученный угрызениями совести, переходя
Сенную площадь, он вдруг вспомнил слова Сони: "Поди на
перекресток, поклонись народу, поцелуй землю, потому что ты и
перед ней согрешил, и скажи всему миру вслух: "Я убийца!". Он
весь задрожал, припомнив это. И до того уже задавила его
безвыходная тоска и тревога всего этого времени, но особенно
последних часов, что он так и ринулся в возможности этого
цельного, нового, полного ощущения. Каким-то припадком оно к
нему вдруг подступило: загорелось в душе одною искрой и вдруг,
как огонь, охватило всего. Все разом в нем размягчилось, и
хлынули слезы. Как стоял, так и упал он на землю... Он стал на
колени среди площади, поклонился до земли и поцеловал эту
грязную землю с наслаждением и счастием...".136
"Богородица великая мать сыра земля есть", - говорит
Достоевский устами героини другого романа - "Бесы", что вполне
соответствует действительной сути Богородицы, ее земным и
одновременно вселенским корням.
Общность судьбы и происхождения у всех народов образа
Матери-земли и Богоматери неоднократно подчеркивал Николай
Клюев:
Но это было! Было! Было
Порукой - лик нездешней силы
Владимирская Божья Мать!
В ее очах Коринфа злать
Мемфис и пурпур Финикии
Сквозят берестою России...
....................
Со стен, где олова прослои
И сколы золота, как рои,
По ульям кварца залегли,
То груди Матери-земли.
Эти строки из поэмы "Песнь о Великой Матери", недавно
найденной в архивах бывшего КГБ, - апофеоз поэтического
настроя русской души, не мыслящей самой возможности своего
существования вне единения с родной землей, то есть Родиной.
В "Песни о Великой Матери" образ реальной матери поэта
соединен с Родиной (Русской землей), и Софией на семи столпах,
что смежила солнечные очи. Точно так же и в одном из писем из
Сибири, написанном незадолго до расстрела, Клюев обращается к
весеннему Солнцу и к Матери сырой земле137. В этом обращении
как бы содержится последний поклон и завет всем, кто остался
жить на нашей земле.
"Материя" и "мать" - слова одного корня. Они взаимно
связаны и взаимообусловлены не случайно-этимологически, а
закономерно-генетически. Материя в нынешнем философском
понимании соответствует древнейшему мировоззренческому понятию
Мать Сыра Земля. В прошлом она означала не просто
Землю-кормилицу и Матерь всего живого, но и начало всего
сущего, включая и мир образов и понятий. В языческом
миропонимании Земля становится Матерью потому, что
соответственно является женой (любовницей) Богов - причем
именно многих и разных. Результатом этого (естественного для
праславян) группового брака появляются на свет (рождаются),
непрерывно сменяя друг друга: Весна, Лето, Осень, Зима. В
поэтическом сборнике "Славянские Боги" (вышедшем в Ровно в 1936
г.) Александр Кондратьев писал:
Земля прекрасная, любовница Богов,
Для каждого из них меняешь ты наряды
Лишь пробудят тебя весной Дажбога взгляды,
Ты сбрасываешь свой белеющий покров
И ризой в зелени пестреющих цветов
Пленяешь божий взор. Веленьям властным Лады
Покорная, любви внушаешь все отрады
С небесным юношей. Но вот из облаков
Златобородый царь свой лик покажет смелый
И страсти молнией нежданно опалит,
И для Перуна ты приемлешь новый вид -
Убранства желтые, как нивы колос спелый.
А там зима идет, и стан твой вновь обвит
Для князя сумрака одеждой снежно-белой.
Подытоживая тысячелетний путь формирования и развития
русского мировоззрения, Сергей Булгаков напрямую указывает на
сродство и генетическую преемственность между традиционным
народным понятием Мать-сыра-земля и философской категорией
материи. При этом скупые строки абстрактно-теоретического
анализа непроизвольно переходят у о.Сергия в боговдохновенный
поэтический гимн Земле священной:
"Великая матерь, земля сырая! В тебе мы родились, тобою
кормимся, тебя осязаем ногами своими, в тебя возвращаемся. Дети
земли, любите матерь свою, целуйте ее исступленно, обливайте ее
слезами своими, орошайте потом, напояйте кровью, насыщайте ее
костями своими!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175