У нас не хватило доброты и состр
адания. Мы считаем себя добрыми, но мы любим только себя. У нас не хватило л
юбви к маленькому испуганному верту. И мне грустно. Если мы дозируем свою
доброту, да еще выборочно, это не доброта.
Ц Да, Рассвет, наверное, ты прав. Я тоже тосковал.
Ц Я думаю, нужно нагнать их, если они еще не в городе.
Ц Они идут медленно. У Володи мало сил, и у пришельцев с пустыми глазами
Ц тоже. Я не знаю, умеют ли быстро ходить верты, но этот маленький Галинта
не бросит Володю. Ты ведь видел, как он все время держался за его руку?
Ц Да.
Ц Я пойду за ними.
Ц Иди, друг Утренний Ветер. У тебя сильные аккумуляторы?
Ц Да.
Ц Иди, я буду ждать вас.


* * *

«А знаю ли я, кто я? Ц думал Густов и сам отвечал себе: Ц Ну, конечно, конечн
о, знаю. Я Владимир Васильевич Густов, тридцати двух лет, уроженец города В
итебска, штурман грузового космолета «Сызрань». Так? Так». Но может ли тот
действительно неплохо знакомый ему парень вести за узкую ручку ожившую
трехрукую и четырехглазую куклу, питаться жирными червями, которых любе
зно приносят в клювах крылатые твари по его просьбе? Может он брести под ж
арким небом чужой планеты и смотреть в пустые глаза своих товарищей?
Он чувствовал, как колеблется, размывается тот первый Густов, отступает
к границе нереальности, а нереальность вокруг, наоборот, приобретает чет
кость, а вместе с нею и нынешний невозможный предводитель невозможной ко
мпании.
Он сидел, смотрел на желтое небо и думал, что теперь уже окончательно не зн
ает, что делать. Если раньше его решения подталкивала в спину урчащая и бо
лезненная пустота в желудке, то сейчас, насытившись, он думал о походе в го
род совсем по-другому. Ночной иней давал им влагу. Четырехкрылые официан
ты изменили мизансцену. Раньше на первом плане он видел их сизые сумки с р
ационами, именно они владели его вниманием, а роботы-палачи, выковыривав
шие мозги из товарищей, скромно стояли на заднем плане. Теперь палачи нет
ерпеливо вышли к самой рампе, и рационы вовсе не были видны… Нет, в город и
дти не следовало. Вернуться к дефам? А маленький Галинта? Они не любят дефо
в. И потом, сможет ли гном вызывать своих крылатых кормильцев, когда круго
м будут дефы?
Он вдруг подумал, что здесь, на этой нелепой земле, никак не определишь, сп
ишь ты или бодрствуешь. Дома, ложась спать, он всегда чувствовал, когда сон
приближался к нему, краешком еще бодрствующего сознания он определял, н
апример, что Валентина не может обладать глазами такой величины, что он в
идел их издалека, когда ее фигурка была совсем крохотной. Значит, это было
началом сна.
Здесь критерий реальности смыт. Вот сейчас Валентина снова спешит к нему
, хотя он ее обидел. Но как? Она сидит на спине у каких-то птиц, совсем как в де
тской сказке. Возможно это или он спит? Кто знает! Тем более что он ошибся. В
се-таки это была не Валентина, хотя глаза были ее, только у нее были такие п
рекрасные и печальные глаза. Но клюв… И голос был не ее. Голос сказал:
Ц Володя…
Нет, не она. Она называла его Вовкой. Он открыл глаза. Это что еще за бело-го
лубой шар? Ах, да, это голова робота, склонившаяся над ним.
Ц Володя, Ц повторила голова, Ц это я, Утренний Ветер. Я пришел за тобой.

Густов почувствовал нелепую радость. На мгновение все вокруг подернуло
сь легкой радугой. «Еще прослезиться не хватало», Ц подумал он.
Ц Спасибо, Ц сказал Густов.
Ц Мы решили образовать круг.
Ц Чтобы…
Ц Да, чтобы мы могли разговаривать с вертом.
Ц Спасибо, Ц еще раз повторил Густов, остро чувствуя, как плохо передае
т это слово ту смесь благодарности, облегчения, радости и гордости за деф
ов, сумевших побороть древние стойкие предрассудки.
Ц Пойдем, Ц сказал Утренний Ветер.
Ц Галинта! Ц Густов повернулся к клювастому гномику, который внимател
ьно смотрел на них. Ц Это Утренний Ветер. Он пришел за нами. Он хочет позна
комиться с тобой. Подойди и протяни ему руку.
Утренний Ветер подошел к Галинте, нагнулся и протянул обе руки. Гномик ко
лебался только мгновение. Он поднял руку и осторожно коснулся мощных кле
шней…


* * *

Ему казалось, что так было всегда. Он всегда полз и всегда будет ползти. Он
всегда слышал шорох жесткой травы, сминаемой его телом, скрежет мелких к
амней, царапавших его живот и грудь. Красноватая пыльная земля то опуска
лась, когда он упирался в нее руками и подтаскивал туловище, то снова подн
ималась к самым его передним глазам.
«Нет, не так, Ц поправил он себя. Ц Так было, но так будет не всегда». Он чув
ствовал, что слабеет. Может быть, выстрел задел и аккумуляторы, потому что
ползти становилось все труднее.
Он остановился, повернулся на спину и смотрел сейчас в далекое желтое не
бо. Лучше, если бы луч трубки нашел его голову. Тогда бы он не был полон тако
й печали. Он лежал среди каких-то обломков, сам обломок. И энергия будет вы
текать из его аккумуляторов, и вместе с нею начнет уходить и его сознание.
Сознание Ц это понятно. В конце концов, он же помнил, как еще обычным тупы
м кирдом выключал на ночь сознание, погружался в предписанное временное
небытие. Нажимал на кнопку и просто переставал существовать. Но куда ден
ется его ненависть к Мозгу, к городу, к послушным рабам? Разве она может ти
хонько испариться, исчезнуть? Она такая огромная, такая жгучая, она не мож
ет вдруг превратиться в ничто. Откуда она у него, эта ненависть? Мог он сам
вырастить в себе такое всепоглощающее чувство или кто-то дал ему ее, чтоб
он сохранил ее и приумножил?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97