Ты прав, друг Володя. Прости нас. Мозг
наш враг, но мы носим в своих головах еще много ядовитых семян, которые он
бросил в нас… Иногда нам кажется, что мы повыдергивали все стебельки, но о
ни снова и снова прут из нас. Ты пришел из другого мира, объясни: почему зло
растет так легко, а добро с трудом пробивается наружу?
Ц Я не знаю, брат. Может быть, потому, что зло ближе к равнодушной природе.
Может быть, в основе зла равнодушие, то есть привязанность только к себе. А
доброта Ц это драгоценное растение, с гигантским трудом и невероятными
страданиями выведенное разумом за бессчетные поколения. Ты не представ
ляешь, Рассвет, как я рад и горд, что ты догнал нас. Это подвиг.
Ц Почему?
Ц Мне иногда кажется, что истинная мудрость не в создании или понимании
новых идей, а в умении подвергнуть сомнению привычные понятия. Это гораз
до труд ней. Прощай, друг Рассвет. Может, ты все-таки останешься? Мне грустн
о расставаться с тобой.
Ц Мне тоже, но я не вижу другого выхода.
Ц Ты помнишь, как найти дорогу?
Да. Утренний Ветер хорошо объяснил мне. Прощай, друг.
Ц Прощай, Володя.
Они шли медленно, и Галинта иногда останавливался, чтобы подождать их. Ус
талость все больше наваливалась на Густова, нашептывала соблазнительн
о: сядь, отдохни. Бороться с ней было трудно, потому что ей нечего было возр
азить. Куда он тащит их, зачем? Он ведь и сам не очень-то верил в то, что задум
ал. Их подстерегало такое количество «если», что продраться через этот ч
астокол было практически невозможно. Если произойдет чудо и он благопол
учно доведет свою скорбную команду до города, не собьется с пути, не заблу
дится в похожих друг на друга развалинах, не заснет на ходу и не замерзнет
ночью, это еще ничего не будет значить. Их могут схватить, их, скорее всего,
именно схватят, и, скорее всего, он разделит участь товарищей. И из него вы
крадут сознание, и его сделают пускающим слюни идиотом. И Галинту схватя
т, бедного гномика. Эти роботы почему-то не любят вертов. Если и дефы ощети
нились против него, легко представить себе реакцию обычных кирдов.
Но если даже случится второе чудо, состоится целый парад чудес, нет никак
ой гарантии, что в их старой камере пыток все еще валяются на полу сумки с
едой. И нет никакой гарантии, что он вообще сумеет найти этот милый круглы
й домик. А если найдет Ц открыть. И одному Галинте известно, что он ест. Есл
и, впрочем, ему это известно, потому что, в сущности, он даже не знал, кто шел
перед ним, поблескивая задними глазами, Ц заводная говорящая кукла, вос
крешенный каким-то образом верт или что-нибудь еще.
И отправился он в этот бессмысленный путь не потому, что действительно н
адеялся добыть еду, а потому, что просто не мог сидеть и ждать покорно конц
а. Слишком долго были они на этой проклятой планете щепками, которые крут
ил и тащил какой-то дьявольский поток. Так и не совсем так. Он все время игр
ал с собой в маленькие игры, преимущественно в прятки. Чем ближе маячил ко
нец, уже не покрытый дымкой абстракции, а ясный и безжалостно очевидный, т
ем больше он надеялся на чудо.
Он вдруг вспомнил, как совсем еще малышом слушал важные рассуждения стар
шего брата о движении молекул.
«Понимаешь, дурында, они маленькие и летают по комнате взад и вперед. Это и
есть воздух, которым мы дышим».
Он вдруг испугался:
«А что, если они все вдруг слетятся в угол? Мы задохнемся, да?»
«Ты дурында, Ц снисходительно сказал брат. Ц Их так много, что они не мог
ут собраться в кучку»
«А если соберутся?»
«Это невозможно».
«Наверное, Ц думал он тогда, брат прав. Он всегда был прав. Он знает все на
свете. Но вдруг все-таки эти молекулы (он представлял их в виде маленьких
мошек) не послушают брата?»
Тогда, на том далеком свете, он боялся того, чего быть не могло. Сейчас, наоб
орот, он жаждал верить в то, во что верить было невозможно. Но чем невозмож
нее было спасение, тем жарче пылала в нем надежда. Признаться себе в том, ч
то он верит в нее, было опасно. Нельзя было сглазить эту немыслимую, против
оестественную надежду. Даже помянуть ее имя всуе он боялся: а вдруг спугн
ет ее?
Марков жалобно застонал. Лицо его исказила болезненная гримаса. «Боже, и
это Сашка…» Он вдруг сообразил, что бормочет что-то невразумительно-лас
ковое, что, наверное, бормотал бы своему ребенку, если бы остался с Валенти
ной… Почему если бы? Вон она идет навстречу ему, сейчас она, улыбнется и сп
росит, откуда у него такие взрослые дети. Он хотел что-то крикнуть ей, но ус
лышал шорох над головой. Совсем низко над ними летели две черно-красные, с
ловно надевшие траур птицы. Они медленно взмахивали двумя парами бахром
чатых крыльев и между взмахами заметно теряли высоту, которую тут же сно
ва набирали.
Ц Ани, Ц сказал Галинта.
Ц Это птицы? Ц спросил зачем-то Густов.
Ц Ани, Ц повторил Галинта. Он повернул голову и неожиданно издал какой-
то клекот.
Четырехкрылые твари в ответ заложили плавный вираж, вытянули длинные ше
и и, казалось, с интересом рассматривали гномика. Галинта еще раз издал кл
екот, и обе птицы тяжко опустились рядом с ним. Гномик подбежал к ним, закл
екотал, зацокал, протянул все три руки, и птицы сладострастно подсунули п
од них маленькие толовки на длинных гибких шеях, завертели ими. Они закры
ли бусинки-глаза и тихонько клекотали, словно что-то медленно варилось в
них.
Надеждин и Марков жалобно хныкали, они боялись птиц, а Густов не мог даже у
дивляться. Он был так измучен, так гудели у него ноги, что он бы с радостью с
тоял и глазел на что угодно, лишь бы не тащиться дальше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97