Он замер на мгновение и уже хотел было доложить о
неожиданной находке, но замешкался. Только что Мозг удостоил его высоча
йшей чести, а он сразу… Творец спросит: «Откуда в твоем загончике вторая г
олова? Кирду не полагается иметь больше одной головы». Ц «Я не знаю, Ц ск
ажет он, Ц понятия не имею». А Мозг… А вдруг он спросит: «А кто же имеет? Это
твой загончик». Нет, нет, он все объяснит, он объяснит, что чист перед ним, чт
о только сегодня его просматривали на фантомной машине. Но… А вдруг Твор
ец рассердится? «Ты что, Ц скажет, Ц хочешь, чтобы тебя снова просвечива
ли? Ты считаешь, что стоишь такого количества энергии? Может, построить те
бе отдельную машину, чтоб просвечивать тебя каждый день?»
Что делать? Что делать? Он уже преступник, что б он ни говорил, что б ни объяс
нял: он не доложил сразу о находке, он стоит в загончике и до сих пор не впал
во временное небытие… И каждое следующее мгновение все утяжеляло и утяж
еляло его вину. Он физически ощущал ее, как будто кто-то невидимый быстро
накладывал на его плечи огромные камни. Они давили на него, прогибали, при
чиняли боль. Ему хотелось сбросить груз, столкнуть с себя какое-то дефье о
цепенение, напрячься и разорвать липкие и холодные ленты страха, что так
плотно спеленали его. Он не хотел, чтоб его проступок превратился в прест
упление. Он не хотел падать с еще необжитой высоты в низину безвестного р
авенства.
Но он все стоял и стоял с невыключенным сознанием и никак не мог решиться
открыть главный канал связи. Пока он не доложил Творцу, он все еще начальн
ик. А если доложит… Никто не видел его, никто во всей системе не знает про э
ту проклятую голову, что подбросили ему дефы. «Конечно, дефы, Ц подумал о
н. Ц Только этим тварям и придет в голову такое…»
В голову… Он вдруг решил, что докладывать не будет, и в ту же секунду понял
всю нелепость решения. Завтра же, завтра же, когда он подсоединит свою гол
ову, свою, а не этот проклятый шар на полу, к проверочной машине, легкими ис
корками проскользнут в нее особые импульсы, жадно помчатся по всем логич
еским схемам его мозга, пока не упрутся в мысль, в образ, в чувство, которые
отличаются от заложенного в машину стандарта. И зазвучит сигнал тревоги
, вспыхнут контрольные лампы, и кирд с соседнего стенда буркнет, даже не по
дняв взгляда: «Снимай голову…» И он покорно начнет откидывать защелки, и
пресс вздохнет, разинет нетерпеливо пасть в ожидании очередной головы. Е
го головы. О великий Творец, что же делать, что же делать?.. Он поднял с пола г
олову. Знать бы, заряжена ли она.
В нем вдруг вспыхнула надежда. Крохотная, как искорка на проверочных кле
ммах, когда подносишь к ним тестер на стенде. Но другой у него просто не бы
ло. Ему остро захотелось прикрыть эту искорку руками, чтобы она не погасл
а, не оставила его лишь наедине с прессом. Если голова пуста Ц а она навер
няка пуста, откуда может здесь взяться заряженная голова? Ц если она пус
та, он попробует зарядить ее своим сознанием, не пропустив туда эти прокл
ятые сомнения, и тогда сразу же доложит Мозгу. Не будет в голове сомнений,
можно идти на проверив.
Теперь надо еще попробовать это сделать. Никогда не приходилось ему еще
подсоединять голову к другой голове не на стенде, но почему-то ему казало
сь, что это получится. Обязательно получится.


Словно повинуясь какому-то наитию, он плотно прижа
л одну свою клешню к проверочным клеммам найденной головы, другую Ц к кл
еммам своей.
И тотчас же мир взорвался тысячами искр, погас, снова вспыхнул, закрутилс
я, помчался в вихре. Четыреста одиннадцатому показалось, что стены загон
чика падают на него, вот-вот рухнет с грохотом потолок.
Он сжался, он стал совсем крохотным, и на него несся грозный поток; он подх
ватил его, начал швырять, с ревом ворвался в сознание. Он нес с собой вихрь
образов, мыслей, воспоминаний. Мелькали страшные дефы, скалилось уродлив
ое мягкое существо, с гулом вкатывалась в него ненависть.
«Надо сопротивляться, Ц вяло подумал он, Ц надо прервать контакт», Ц н
о никак не мог оторвать клешни от клемм, потому что уже не он управлял ими,
а кто-то другой.
Какое-то время он еще сохранял самосознание, но оно не могло сопротивлят
ься дьявольскому натиску чужих образов, мыслей и ненависти.
Он все еще пытался барахтаться в заливавшем его потоке, когда услышал:
Ц Я ведь Четыреста одиннадцатый.
Кто это сказал? Он этого не говорил. Он не мог этого сказать, потому что Чет
ыреста одиннадцатый он, а не тот, кто по-дефьи вломился в его сознание.
Ц Я Четыреста одиннадцатый, Ц сказал он, но в этот момент два противост
оящих сознания совместились наконец в одно.
Деф Четыреста одиннадцатый долго не мог прийти в себя. Этот идиот, его дво
йник, сравнивал надежду с крохотной искоркой. Нелепое сравнение. Она был
а неизмеримо слабее. Она могла, должна была погаснуть, не принеся с собой н
ичего, кроме черной пустоты. Но вопреки всему она разгорелась, и вот он сто
ит в своем загончике, держит в руках голову, и клешни его все еще судорожно
прижаты к клеммам.
Он знал, что не дало угаснуть этой заведомо обреченной искорке надежды. Н
енависть. Он был так полон ненависти, так она была спрессована в нем, что п
росто не могла исчезнуть в никуда.
Ладно, пора останавливать карусель в голове и начинать думать всерьез. У
него был план, и его нельзя было оставить ни на минуту, он постоянно требов
ал внимания. План был одновременно прост и сложен. Конечно, он понимал, что
при холодном анализе ситуации шансов у него немного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97