«Катастрофа», Ц сказал он себе. Слово это, казалось бы, должно было опять
погрузить его в отчаяние, но этого не произошло. «Раз я жив, Ц сделал он пр
остенькое умозаключение, Ц значит, катастрофа не так страшна».
Хрупкая человеческая жизнь и космос абсолютно враждебны. Космос угрожа
ет ей всеми своими свойствами: абсолютным нулем, который при соприкоснов
ении с человеческим телом мгновенно вымораживает из него все живое; глуб
очайшим вакуумом, который в доли секунды заставит вскипеть кровь, высосе
т до последней молекулы газа из легких; губительное излучение, что легко
пронижет беззащитное перед ним тело.
И то, что в его мозгу ползли какие-то мысли, то, что сердце холодным прессом
сжало ощущение беды, уже давало надежду. Он жив, жив, жив, а стало быть, жива
и их «Сызрань», единственная их страховка против равнодушных, но смертел
ьных опасностей космического пространства.
Он хотел открыть глаза, но не смог этого сделать.
«Я ослеп, Ц подумал он и тут же поправил себя: Ц Нет, не обязательно ослеп
, может быть, вокруг просто темно».
Страх слепоты в других условиях был бы пронзительным и леденящим, но сей
час для него почти не оставалось места, он просто не проникал в сознание, н
аполненное еще большим страхом.
Темнота давала надежду. Призрачную, нелепую, невозможную. Может быть, не в
се так страшно. Свет был страшен. Свет опять мог открыть шлюзы для нового п
отока ужаса, мог принести с собой непоправимую реальность.
И все же свет пробивался сквозь плотную темноту. Темнота постепенно теря
ла густоту, физическую ощутимость, как будто кто-то не спеша разжижал ее.
Она истончалась. Она еще была темнотой, но в ее зыбкости уже не было опреде
ленности.
Он почувствовал боль. Боль была, очевидно, как-то связана с темнотой. Чем м
енее плотной становилась темнота, тем резче он ощущал боль. Сначала она б
ыла всеобщей, настолько всеобщей, что он, казалось, состоял из одной лишь б
оли, но потом она начала распадаться на отдельные боли: болела налитая св
инцом голова, тяжко пульсировала боль в затылке, что-то стреляло в груди,
кололо в боку, совсем маленькая, но юркая боль прыгала где-то в ноге. Все эт
и боли жили своей жизнью и вместе с тем как-то взаимодействовали между со
бой и на несколько мгновений отвлекли его от случившегося.
Ему почудилось, что он лежит в этой темноте бесконечно долго, может быть, о
н даже всегда лежал так. «Я умер», Ц шевельнулась у него в мозгу еще одна м
ысль, но ему не хотелось вступать с ней в споры. Мысль этого не заслуживала
: если он умер, почему у него болит все тело?
Он раскрыл глаза и долго не мог сфокусировать непослушные зрачки: поле з
рения наполнял дрожащий зеленый туман. Ему подумалось, что он просто куп
ается с ребятами на водохранилище. Он глубоко нырнул, а сейчас всплывает
на поверхность. Когда ныряешь с открытыми глазами, вода ближе к поверхно
сти всегда зеленоватая. Сейчас он вынырнет, увидит ребят, уляжется с ними
на теплых камнях. И солнце после холодной воды будет казаться ласковым, к
ак теплые ладошки… И он будет лениво следить за проплывающими белыми пар
оходами. И ветер будет приносить с них обрывки мелодий, и за пароходами бу
дут кружиться жадные чайки, и тело будет медленно обсыхать на теплых кам
нях и теплом солнце, и жизнь будет теплой, прекрасной и немножко грустной,
как ей и положено быть. «Конечно же, будет именно так! страстно взмолился о
н. Ц Пусть будет так!» Но он уже знал, что так не будет, и потому мольба была
особенно пылкой и горькой.
Пароходы еще не уплыли, и чайки все еще кружились над ними с пронзительны
ми сварливыми криками профессиональных попрошаек, когда внезапно в моз
гу у него вспыхнул яркий свет, даже не яркий, а ярчайший, медленные, вязкие
мысли разом рванулись вперед, понеслись в вихре вернувшегося сознания.

Нет, не из водохранилища своего детства выныривает он, а из беспамятства,
и не пронизанная солнцем зеленая вода заполняла его поле зрения, а зелен
ый пластик пола.
«Встать, нужно встать! Ц словно не он, а кто-то другой скомандовал ему. Ц
Ты командир, нужно встать!» Он уже вспомнил чувство гигантской тяжести, ч
то придавило его, но теперь мускулы как будто слушались его. Неохотно, про
тестуя, но слушались. Прежде чем он сообразил, что делает, он уже упирался
руками в пол и подтягивал ноги. Сколько же, оказывается, нужно сделать дви
жений, чтобы встать на ноги, сколько приказов отправить по разным адреса
м, сколько мышц должны согласованно потянуть за свои сухожилия, приведя
в движение конечности…
Наконец ему удалось подняться на колени. Это была гигантская победа. Он н
е просто жив, он стоит на коленях! Он дышит! Значит, «Сызрань» цела.
Неожиданная радость на мгновение обессилила его, но он еще не мог позвол
ить себе расслабиться. «Не торопись радоваться, Ц сказал он себе, Ц ты в
едь еще ничего не знаешь».
Он помотал головой и осторожненько, надеясь и боясь, посмотрел перед соб
ой. Первое, что он увидел, были глаза Густова. Глаза были открыты. Вот одно в
еко слегка дернулось, слабо подмигнуло ему.
Ц Володька! Ц Надеждин хотел крикнуть, но смог лишь прошептать. Ц Ты жи
в?
Ц Точно не знаю, Ц пробормотал Густов.
Ц Как же не знаешь, если ты что-то лепечешь?..
Ц Может, это я просто по инерции.
Он вовсе не был суперменом, который весело шутит, балансируя между жизнь
ю и смертью. Случилось нечто непонятное, а потому особенно страшное, може
т быть, непоправимое, но нужно было что-то делать, нужно было барахтаться,
и немудреные шутки протягивали связующую нить к тому недавнему, но уже б
есконечно далекому времени ДО.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97