Скорее всего, нет. Могу поспорить на ползарплаты.
— Ничего?—говорит Бавор в телефонную трубку.— Слушай, а как насчет Коленатого? Опять ничего? Да чем вы там, ребята, занимаетесь, что не знаете даже таких звезд? Это все равно что не знать Марадону! А тебе говорит что-нибудь имя Стиблова? Джейн Стиблова. Во-во! Ну так я к тебе заскочу. Спасибо!
— Ничего это не даст,— буркнул я.— Мы ловим мышь, а кошка от нас удрала.
Бавор окаменел в дверях. Щелкнул пальцами.
— Бертик, не вешать голову!
— Мы на этом погорим, увидишь.
— Я скажу начальнику, чтобы он тебя отстранил.
— Черта с два!
— Ты переутомился. Не проявляешь инициативы, не вынюхиваешь.
— Давай отчаливай! -
Бавор ухмыляется и уходит. Я пишу. Номер страницы — сто семьдесят восемь. Дело уже толще «Старика и моря», а ведь какая книга! Мы точно пауки; ткущие паутину. Но о чем идет речь на каждой странице? Все о деньгах да о деньгах. «Что такое счастье?»— спрашивают мои дорогие сограждане. Это когда ты богат. Когда заимел то-другое. Пожалуй, мы не ожидали, что наши возвышенные идеалы так потускнеют. Какую шапку дают в газетах, когда печатают выигрышные номера лотереи? «Улыбнулось ли вам счастье?» Как назывался кинофильм о людях, помешанных на спортлото? «Счастье придет в воскресенье». А здоровье? А любовь? А красивые и умные дети? А мир? Разумеется, не тот захватанный, газетный, а тот, который вы ощущаете, когда, хорошо исполнив свою работу, предаетесь отдохновению в саду или забрасываете крючок в заводь; Мы пренебрегаем вещами, ценность которых не выражена в деньгах. Мы заискиваем перед официантом, который нас обсчитывает, стремимся поддерживать с ним хорошие отношения, потому что он нагреб полмиллиона. Чего мы ожидаем? Что он с нами поделится, если мы будем с ним приветливы? Что он даст нам взаймы, когда мы окажемся на мели? Что если мы будем с ним обходительны, то авось он усовестится и станет драть с нас поменьше? Плюх, плюх. Толчемся в грязи. А ведь эту грязь развели мы сами.
Нынче я печален. Нынче ко мне не относится то, что написал обо мне мой друг, автор детективных романов: «У него решительное, умное выражение лица и глаза, в которых то и дело вспыхивают веселые искорки». Нынче вид у меня глупейший, а в глазах пустота.
Я воровски оглядываюсь через плечо, придвигаю телефон. Набираю номер.
— Слушаю! Пансионат «Либуша».
Куда подевалось решительное выражение моего лица? Меня пугает собственная смелость, меня так и подмывает положить трубку.
— Алло! Кто говорит?
— Глухий. Позовите, пожалуйста, пани Сладкую.
— Вот не знаю. Попробую. Ах да, ключа здесь нет. Минутку, пан Глухий.
— Благодарю.
— Слушаю! Сладкая!
— Добрый день! Старший лейтенант Глухий. Тот, что вас обычно умыкает из дому. Тот, что выводит вас из себя, стараясь делать свою работу как можно лучше. Тот шутник, который...
— И довольно, довольно. Поняла. Надеюсь, вы не хотите, чтобы я опять приехала к вам?
— Нет. Я хотел бы загладить свою вину, ведь я вел себя так... Вынужден был вести себя так. Я хотел бы пригласить вас поужинать вместе.
— Чтобы опять выпытывать у меня, да?
— Нет! Что вы! Я буду говорить только о своем увлечении.
— Не о коллекционировании ли бабочек? Прием известный.
— Нет, об увлечении стихами. Сейчас это принято; Я читаю книгу о детективе Адаме Дальглеше, который издает сборники своих стихов, так вот я подумал, не попробовать ли и мне, раз это модно.
— И вам нужно вдохновение?
— А как же, без этого ничего не получится.
— Черт~те что! Я говорю с вами так, будто готова согласиться.
Я издал стон.
— И знаете, мне ужасно хочется принять ваше приглашение. Вчера я весь день провела в постели. Мне нужно побывать на людях.
— Я за вами заеду, а потом опять отвезу, стало быть, мне будет не до возлияний, так что не бойтесь, ничего такого я себе не позволю, ну...
— Да оставьте вы! Так куда мне прийти и во сколько?
— Часиков в восемь?
— Идет.
— Может, в ресторане «На плотах»?
— А это не какое-нибудь логово? Не замышляете ли вы чего-нибудь против меня?
— Нет, и это такая же правда, как то, что майор Ба-%жант мой начальник!
— Ну так в восемь. Пока!—сказала она и повесила трубку.
Я потер руки и вставил в машинку чистый лист бумаги. Сто семьдесят девять. Вернулся Бавор с какой-то папкой. Остановился, навострил уши.
— Дорогой доктор! Тебе пришло что-то в голову, а? Я это вижу по твоему лицу. Ты напал на след! У тебя рот до ушей, как у китайского болванчика. Тебе явно хочется петь. Однако предупреждаю! Если запоешь, я мигом запишу тебя на конкурс новых талантов в Иглаве.
— Знаешь, что мне пришло в голову?— начал я издалека.— Поужинаю-ка я сегодня хорошенько. Закажу отбивную из тунца.
— Валяй, если хочешь. Но я уже отрядил туда Микеша.
— Дай отбой. Съезжу я.
— Постой, а нет ли тут у тебя личного интереса, а?
— Я буду ужинать с пани Сладкой.
— Ах вот оно что! Ну в таком случае, конечно, Микеша надо заменить. Другого выхода нет. Бертик, Бертик! Тебе нужно жениться.
— Я тебя не слушаю!
— Каждый день у тебя будет чистая рубашка, а на ужин поджарочка!
— Я тебя не слушаю. Я работаю.
— Мне как раз пришло в голову...
Я принялся насвистывать. Кому интересно выслушивать его подначки!
Глава IX
НАИБОЛЕЕ ЗНАЧИТЕЛЬНЫМИ ИЗОБРЕТЕНИЯМИ
в истории человечества являются огонь, колесо и душ. Без них у нас был бы бледный вид. Впрочем, нет, Адальберт, без них у нас вообще не было бы никакого вида. Брось, Бертик! Паясничаешь на потеху самому себе, у тебя и то нет.
Пламя тихонько шумит под кастрюлькой с гуляшом, а я блаженно отфыркиваюсь под душем. Колеса стоят возле дома. «Шкода», которую мне вымыли и надраили до блеска.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91