— Так что, начнем помаленьку? Рапортовать не надо, я уже был у майора. Сказал, что у нас все идет нормально.
— Ну, что там? — зевнул я, словно тигр.
— Вызываем таксистов. Сладкая придет в десять тридцать. После этого ты бы мог отправиться в этот... как его... в Чешскую Брану, может, там удастся еще что-нибудь вынюхать. А для твоего душевного спокойствия — в квартире у Ферецкого, для нас просто Ферды, никаких отпечатков Ирены Сладкой не обнаружено.
— Зачем ты мне это говоришь? — взревел я.
— Да ведь я не слепой! —смеется он.
— Ты это брось! — обрезал я его и отошел к окну, чтобы не видеть его торжествующего лица.
Радуется, что опять меня уличил. Нашел повод пройтись на мой счет, и, если я сейчас не сделаю вид, что это меня задевает, Экснер а, чего доброго, хватит на несколько недель. Да еще скажет другим, и мне сто раз на дню будут тыкать Иреной в нос. Конечно, то, с чем мы ежедневно
сталкиваемся, удручает и порой побуждает нас отвести душу шуткой, и лучше всего — по адресу товарища, но где написано, что источником веселья непременно должен быть я? Насколько мне известно — нигде. Капитан Бавор спешит меня задобрить.
— Слышь, Бертик, ребята всю ночь катались на дежурных автобусах для гуляк.
— Ну и?..— говорю я, не меняя сухого тона.
— Не нашли никого, кто бы видел нашего типа или хотя бы заметил что-нибудь неладное. Попытаем счастья еще сегодня, а уж тогда придется махнуть рукой на этих полуночников.
— Я с самого начала считал эту затею напрасной тратой времени,— сказал я.
— Нет, шанс еще есть. Ведь бармены и прочие — они обычно вкалывают через день, так что авось сегодня что-нибудь да прояснится.
—Прекрасно.
— Заглянули ребята и в забегаловку на Вильсоновом... то бишь на Главном вокзале. Той ночью Ферда там не появлялся. У Гуго в мастерской ревизия, он сидит там как затравленный зверь. Мы произвели обыск у него на квартире, и что мы нашли, как ты думаешь?
— Запчасти,— буркнул я.— Шины. «Дворники». Словом — дефицит.
— Предположения твои верны, мой дорогой доктор прав. И нам известно, как такие дела обтяпываются.
Как это обтяпывается — известно, известно и то, что происходит это систематически. Скажем, механик выписывает новое крыло взамен помятого, а ведь помятое можно выправить, заново покрасить — и пускай в дело! Стащит Гуго «дворники», которые кто угодно купит потом втридорога, а вместо них подкинет на склад, ну, допустим, ворох чехлов для сидений. Й хотя каждая инвентаризация выявляет какие-то несоответствия, однако недостачу одного покрывает избыток другого, и в итоге все сходится до последнего геллера, так что полный порядок, волноваться не из-за чего. «Тебе нужно новое заднее стекло, у тебя украли смотровое зеркало? Доставай где хочешь, приятель, у меня нет. Могу подсказать: у одного моего друга на По-горжельце, думаю, нашлось бы. Но только, сам понимаешь, надо его отблагодарить за любезность». И все платят за милую душу,
— Даже если не обнаружится ничего другого, одного этого хватит за глаза и за уши. Но я бы все-таки подождал, чем кончится ревизия.
— Это-то да.
— Ну а теперь займемся свидетелями!
Пани Сладкая сосредоточенно рассматривает фотографии. «Нет, нет, нет»,— откладывает Ирена снимки, пока не доходит до одного, на котором она задерживается. После некоторого колебания Ирена ударила указательным пальцем по снимку.
— Вот этого я однажды везла,— говорит она задумчиво.— Не так давно. Сертификатовый пижон с портфелем, таким... чемоданчиком.
— Так.
— Это было в тот день, когда мы все дрожали из-за убийцы, рыскавшего по Праге.
(Это было полгода тому назад, когда мы с Экснером взяли молодого убийцу, который разгуливал по городу и эдак запросто, ради собственного удовольствия, приканчивал женщин. Иногда даже не знаешь, что и подумать о современной молодежи!)
— Тогда я на каждого мужчину глядела во все глаза,— говорит Ирена и снова всматривается в снимок.— Шатен, волосы слегка вьются.
Я все это записал. «Похоже, мы закруглимся с ней еще сегодня,— с досадой подумал я, но тут же себя одернул:— Ты-то готов допрашивать ее хоть каждый день! А тебе не приходит в голову, как это ей неприятно, а, Бер-тик? Ну и ну, приятель! Какой же ты толстокожий!»
— Я везла его в ресторан «На плотах»,— говорит Ирена...
РЕСТОРАН «НА ПЛОТАХ»
появился на правом берегу Влтавы, в том месте, куда некогда пригоняли плоты из Южной Чехии и где продавали нескончаемые кубометры дров. Молодцеватые плотогоны, чьи жилистые шеи были повязаны цветастыми платками, сиживали здесь в своих клетчатых безрукавках и, вознаграждая себя за недельные посты, пили, затевали драки, пели под гармонику и уединялись в верхних комнатушках с девицами, разодетыми в причудливого покроя бархатные платья.
В пятидесятые годы знаменитый старинный трактир пришел в упадок, и управление береговых служб стало использовать его как склад для хранения цемента. Новая и более радостная жизнь отдавала предпочтение всему тому, что было не столь затрапезно.
Лишь в шестидесятые годы пражане начали ощущать легкую ностальгию по временам, когда по городу еще ходила конка. Решили былую славу несколько подновить — хранилище ликвидировали, прокопченный дровяной склад снесли, и на их месте возвели воздушное строение из панелей. Украсили его баграми, какими пользовались плотогоны, спасательными кругами, изображением якорей; персонал одели в сине-белые тельняшки, и в газетах стали появляться небольшие рекламные объявления:
«Посетите памятное место былой славы плотогонов, старинный трактир, сохранившийся с семнадцатого века, придите посидеть в приятном окружении, отведать хорошего вина и фирменных рыбных блюд».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91