— Закройщик, обойщик, маслобойщик, больше не знаю.
— У вас, я вижу, тоже была единица по чешскому.
— И по математике,—горделиво вскинула она голову.
— Л у меня еще и по физкультуре,— вздохнул я.— Зато теперь вон пузо. Гимнастикой занимаюсь мало, а кормлюсь одним хлебом.
— Вы для себя не стряпаете?
— Очень редко.
— В таком случае не удивляюсь, что никто не хочет за вас замуж,— улыбнулась она снова.— На что современной женщине мужчина, который не умеет готовить?! И что вы в таком случае умеете, если не умеете готовить? В Китае готовят мужчины, в гранд-отелях тоже. В Индии они даже белье стирают. В Америке гладят и стирают пеленки. Это только мы здесь такие отсталые.
— Что будем заказывать?—наклоняется к нам метрдотель Карел. Как и полагается, он держит себя так, будто видит меня первый раз в жизни.
— Мы хотим поужинать.
— Пожалуйста. Сейчас принесу меню. А что будем пить? Что для дамы?
— Красное, но сколько?—говорит Ирена.—Вы на машине?
— Разумеется,— сказал я.
— А вы хорошо запарковались? Можете оставить ее до утра? Я не умею пить одна, не люблю.
— Гм!—хмыкнул я.— Что ж, я к вам присоединяюсь. Но я собирался отвезти вас потом домой. Машина у меня сверкает, как рождественская елка.
— Покажете мне ее в другой раз.
—Уговорили! Бутылку красного.
— Есть «Плавац», «Лаврентий», «Бычья кровь», испанское, французское красное...
— Ну, пожалуй, испанское!— воодушевляется моя дама, и метрдотель оборачивается ко мне в ожидании кивка, словно бы в эмансипированном обществе слово женщины ничего не значит. Что ж, я киваю. Он отходит от нас.
— Вы его знаете?
— Нет, с чего вы взяли?
— Но он такой кроткий. Обычно — наглец наглецом.
И опять у меня есть над чем поразмыслить. Коль скоро она здесь не впервые, то когда, при каких обстоятельствах и с кем приходила она сюда раньше?
— Вы чем-то расстроены?
— Нет, просто задумался.
— Надеюсь, не о работе? Больше всего меня возмущает, когда мужчина, пригласив меня на ужин, вместо того чтобы уделить мне внимание, начинает решать про себя какие-то проблемы. Для этого у вас есть контора. Или дом, если он у вас есть.
— Есть. Двухкомнатная квартира. В одной комнате я живу, в другой думаю.
Она помрачнела.
— Вот в чем я нуждаюсь до зарезу!—сказала она.— Этим нашим пансионатом я уже сыта по горло. Мы все ладим друг с другом, тут ничего не скажешь, и весело бывает, но это не дом.
— Да, не дом.
— Уже одно сознание того, что у меня нету там своего угла, что я не могу держать там все свои вещи, все книжки или картины, уже одно это меня выбивает из колеи.
— Так перебирайтесь жить ко мне!—предложил я. Она замерла, не завершив размашистого жеста.
— Может, вы и выносливый, но невоспитанный,— принялась она рассуждать.—Мы знакомы всего несколько дней,— да еще при каких обстоятельствах познакомились-то!— впервые ужинаем вместе, и вы уже себе такое позволяете.
— Боже упаси!— вскричал я, да так громко, что кое-кто из посетителей обернулся на нас.— Боже упаси!— повторил я шепотом.— Моя матушка была католичка, а отец — членом профсоюза. У меня самое лучшее воспитание, какое я только мог получить. Я это мыслил как акт гражданской взаимопомощи, в этом нет ничего зазорного. Одной комнаты с меня достаточно, да и потом я постоянно отсутствую. Некому цветы полить.
— Ах, у вас еще и цветы есть!
— А что такого? Может, это не похоже на меня, но я романтик. Я люблю природу, а...
— А?..
— Да ничего, это так, сорвалось.
— Нет уж, сказали «а», говорите и «б»,—сказала она строго.
— А больше всего мне нравятся женщины с длинными волосами,— сказал я сокрушенно.
Ирена рассмеялась.
— Теперь я поняла, чего мне не хватало!—сказала она с удовлетворением.— Вот такого мужского юмора.
Официант принес бутылку испанского вина. С важным видом он продемонстрировал мне этикетку с башнями, обрезал фольгу, со знанием дела извлек пробку, налил несколько капель в фужер. Держа в одной руке бутылку, обернутую салфеткой, а другую заложив за спину, он возвышался над нами, как статуя Гостеприимства. Я кивнул в сторону Ирениного фужера, он налил нам обоим, бутылку погрузил в ведерко с надписью «На здоровье! Скол!» и даже с каким-то арабским орнаментом, чуть отступил, выжидая, удовлетворены ли мы, и только после этого положил перед нами меню. Он не отходил от нас до тех пор, пока мы не сделали заказ, в то время как сидевшие за соседними столиками тщетно пытались привлечь его внимание к себе.
— Вообще-то не знаю,— сказала Ирена, когда он отошел.— Форель и красное вино? Нас примут за варваров.
— Ну и пусть себе принимают!
— Надо было заказать угря или камбалу. Тогда никто бы не разобрался, что у нас на тарелках, и мы бы не ударили в грязь лицом.
— Давайте вернемся к нашему разговору! Это для меня крайне серьезно!—сказал я.
— Или хотя бы тунца. Вы что-то сказали?
— Нет. Ничего,— сделал я обиженный вид.
— Да ну, что вы! Если это с вашей стороны так серьезно, а я вам верю, что это так, то вам придется немного подождать. Дать мне время. Как же так — переехать к человеку, с которым я еще позавчера... или позапозавчера...
— Я сказал глупость, забудем об этом!—сказал я и поднял бокал.
— Однажды я вам уже говорила, что вы держите себя вполне по-человечески. Ну так — ваше здоровье!
Приветствие у лыжников.
— Скол!
Неприятный момент миновал и словно бы нас даже сблизил. На все нужно время. Впрочем, может, я не так уж и провинился, выказав свой интерес к ней. Отныне в наших отношениях будет больше- ясности, и, коль скоро она мое предложение приним-ает с улыбкой, стало быть, оно не было ей неприятно.
— Но вы должны мне позволить напоминать вам о себе каждую неделю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91