Я поспрашиваю.
Чтобы Ирене не таскать тяжелые сумки с покупками, он приобрел для нее из вторых рук заслуженную, видавшую виды «Шкоду», направил жену на курсы автолюбителей, чтобы она научилась водить машину. Это сулило и другие удобства: когда они куда-нибудь отправлялись, он мог теперь пить без опаски, была гарантия того, что Ирена благополучно отвезет его домой. Что же касается ее работы, то тут он был неумолим. «Не беспокойся, я помню,— говорил он всякий раз, когда об этом заходила речь.— Я хочу только одного — чтобы это было нечто стоящее. А свято место, сама понимаешь, пусто не бывает». Каждый раз он приводил еще и иные доводы: «Теперь, перед рождеством, выброси это из головы!»; «Подумай, через три недели пасха!»; «Ты что, собираешься поступать на работу накануне лета? Да ты пойми! Ведь у тебя пропадет отпуск!»
К входу в прокопскую виллу вело семь высоких ступеней. Однажды, когда старая пани Сладкая возвращалась после встречи со своими приятельницами в кафе «Славия», меж ног у нее прошмыгнула кошка. Она наклонилась, чтобы погладить ее, и потеряла равновесие. Она оказалась в « больнице с тяжелым переломом бедра. Роли переменились, теперь Ирена навещала ее.
Прошло пять недель, бедро все не срасталось; врач объяснил Ирене, что дело в обезызвествлении кости. «Это нас уже начинает беспокоить». Ко всему еще после долгого лежания в полной неподвижности у пани Сладкой началось воспаление легких.
— Скоро я уже отправлюсь в путь,— сказала однажды под вечер пани Сладкая Ирене.— Вслед за мужем. Мы с ним надолго никогда не разлучались. А теперь уже семь лет, как он один.
— Что ты, что за разговоры?! — запротестовала Ирена.— Ты поправишься и вернешься домой, как и все.
— Конечно. Мою шкатулку с драгоценностями из секретера возьми себе. Все, что в ней есть, твое. Не надо ничего говорить.— Она сделала протестующий жест.— Не будем же мы с тобой ссориться. Тебя я хочу попросить лишь об одном — чтобы ты позаботилась о Кареле, знаешь, ведь он сущий ребенок, он сейчас в телячьем возрасте. Для мужчин тридцатилетие — возраст весьма опасный, они пускаются во все тяжкие, словно им вынесли смертный приговор или что-то в этом роде. У нас в тридцать лет на это нет времени. Дети, школа, магазины... Прости меня! А дети у тебя еще будут. Я перечитала все, что об этом написано. С тобой это был просто несчастный случай. Если Карел будет слишком резвиться, ослабь узду. Ни в коем случае не осаживай, иначе он тебя бросит. Наберись терпения, он перебесится. Ну а этот его оркестр... Тут ты ему не перечь. У него постоянная работа, так что скоро ему надоест бегать вечерами туда-сюда. Пока ты будешь дома, он всегда к тебе вернется. Он изменится, вот увидишь. Найди себе какую-нибудь работу, но только не такую, чтоб он мог тебя ревновать. Он ужасно ревнив, ты это знаешь.
— Знаю,— обронила Ирена.
— Ну вот и ладно. Ты такая хорошая, умная, ты наверняка с ним поладишь,— сказала старая пани и сжала руку Ирены.
У Карела опять начался период сверхурочной работы и ночных дежурств, к матери он так и не выбрался.

УСТОИМ ПЕРЕД ИСКУШЕНИЕМ
описать последние мгновения пани Сладкой и выслушать ее слова, которыми она прощалась с миром. Сын и невестка молча возвращались с кладбища, сказать друг другу им было нечего.
Дипломированный врач Карел Сладкий теперь приходил домой лишь для того, чтобы выспаться и переодеться. Он находил чистые рубашки там, где они обычно лежали, в привычных же местах ждали его и кастрюли с едой. Ирена переселилась в спальню пани Сладкой, теперь у каждого из них была своя комната. Иногда Ирена оставалась одна по нескольку дней.
«Так мне и надо,— говорила себе Ирена,— это мне в наказание за то, как я жила в прежние годы. По крайней мере, теперь я вижу, до чего такая жизнь убога. Если бы не данное обещание, меня бы здесь уже не было. Будь я столь же властна, как моя мать, он ползал бы передо мной на коленях. А поскольку я ничего не говорю, он явно прощупывает, как далеко может зайти. Я этого так не оставлю, парнишка! Я тебе еще покажу!»
Она вернулась к привычкам своей молодости, к образу жизни, какой вела в юности. Делала зарядку, танцевала, ухаживала за кожей. Через полгода к ней вернулась ее былая красота, почти утраченная и забытая за постоянными домашними хлопотами.
Прошло четыре года, и однажды, в сентябре, Карел пришел домой раньше, чем обычно. Смиренный, кроткий, пьяный, положил голову Ирене на колени.
— Не бросай меня! — рыдал он.— Пожалуйста, помоги мне!
Он сошелся с сестрой из отделения реанимации, по-матерински заботливой (на отделении ее называли Наседкой), и теперь ждал от нее ребенка. «Разбить ему подсвечником голову,— спрашивала себя Ирена,— или погладить? Зачем он мне это говорит? Какое мне до этого дело?»
Она потянула его за волосы. Он поднял голову и посмотрел на нее.
— Ты на ней женишься,— сказала она невозмутимо,— такая женщина тебе и нужна, а не какая-то... манекенщица.
— Я тебя обожаю,— всхлипывал он.
— Что же, положимся на время.
Она начала обходить агентства, с которыми когда-то сотрудничала. Всюду были ей рады, уверяли, что она ничего не утратила из своих былых достоинств, что она ни на один день не выглядит старше по сравнению с тем, как выглядела, когда уволилась, но с работой, по правде говоря, сейчас гораздо хуже. Тридцать лет есть тридцать лет, что ни говори! А не подумывали ли вы о том, чтобы поискать себе в каком-нибудь отделе работу в качестве референта?
— Бухгалтеры, нам нужны бухгалтеры,— всюду отвечали ей охрипшие голоса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91