Не тратя времени на уговоры, она в качестве промежуточного варианта убедила подругу надеть чистую пижаму, расчесать волосы и почистить зубы. Затем задумалась, глядя на два флакончика с духами.– «Хэппи» Хэппи – счастливая (англ.).

или «Уи»? Лучше «Хэппи», – выбрала она. – Проверим, соответствует ли названию…Щедро опрыскала Эшлин духами и подтолкнула ее, точно заводную игрушку, к двери гостиной.– Давай, иди.Джек сидел на синем диване, уронив руки между колен. Он являл собой наистраннейшее зрелище. В какой бы депрессии ни находилась Эшлин, эта мысль пробилась сквозь оцепенение: Джек принадлежал к другому миру, официальному, рабочему, но вот он сидел здесь, перед нею, отчего ее жилище казалось даже меньше, чем было на самом деле.Темный костюм, взлохмаченные волосы и сбившийся набок галстук придавали ему рассеянный и неухоженный вид. Эшлин замерла в дверях, наблюдая, как он разглядывает ламинированные, под клен, доски пола. Затем Джек склонил голову набок, увидел ее и улыбнулся.Когда он встал, в комнате стало темнее и теснее.– Добрый день, – сказала Эшлин. – Простите, что я не приходила сегодня и вчера.– Я только зашел узнать, как вы тут, а не тащить вас на работу.Тут она вспомнила, каким неожиданно добрым и мягким с ней стал Джек, после того как Дилан принес жуткие новости.– Постараюсь завтра выйти, – искренне пообещала она.– А может, взять недельку в счет отпуска? – предложил Джек. – И постараться выйти в понедельник?– Хорошо. Спасибо. – Облегчение оттого, что не нужно немедленно выходить на улицу, было столь велико, что Эшлин даже не стала спорить. – Тут моя мама собралась пожить у меня пару дней. Уж это, я уверена, точно выгонит меня на работу.– Правда? – сочувственно улыбнулся Джек. – Как-нибудь вы обязательно мне об этом расскажете.– Конечно.– А сейчас как вы? – спросил он.Эшлин замялась. Такие вещи не очень принято обсуждать с шефом, но, с другой стороны, какая разница? Плевать на все…– Мне очень грустно.– Это естественно. Разрыв с любимым человеком, потеря подруги.– Дело не только в этом, – попыталась Эшлин объяснить переполнявшую ее печаль. – Мне из-за целого мира грустно.И посмотрела на Джека. Небось думает, что она чокнутая.– Продолжайте, – мягко попросил он.– Я вижу во всем только грустное. Повсюду. Все мы ходячие подранки, весь род человеческий.– Weltschmerz, – сказал Джек.– Аминь, – равнодушно откликнулась Эшлин.– Нет, – негромко рассмеялся он. – Weltschmerz. Это по-немецки «мировая скорбь».– Так для этого даже специальное слово есть?Она понимала, что не с нею первой такое происходит. Вот и у мамы было. Но если уж для ее чувства изобрели особое слово, значит, оно знакомо очень многим. Это утешало. Джек зашуршал белым бумажным пакетом.– Я… тут принес кое-что.– Что? Я же не больна. Просто все это так унизительно!– Нет, я принес вам суши. Эшлин вздрогнула.– Вы что, издеваетесь?– Нет! Мне показалось, что тогда, в редакции, вам было интересно.Эшлин по-прежнему молчала, и Джек героически продолжал:– Я подумал, вдруг вам понравится. Ничего страшного там нет, даже сырой рыбы. Все абсолютно вегетарианское – огурцы, авокадо, немножко крабов… Такой набор суши для начинающих. Я бы вам показал, как их есть…Но, наткнувшись на недоверие Эшлин, Джек пошел на попятный.– Ладно, я принес, а вы делайте с ними что хотите. Надеюсь, вам уже лучше. Увидимся в понедельник.Только он ушел, в гостиную ввалились Джой с Тедом.– Что в пакете?– Суши.– Суши?! Ерунда какая.И опасливо, будто к источнику радиации, подошли к белому бумажному мешочку.– Можно посмотреть? – наконец спросил Тед.– Как хочешь, – пожала плечами Эшлин.Тед достал из мешка черную лаковую коробочку и зачарованно уставился на уложенные аккуратными рядками рисовые свертки.– Не думала, что это так выглядит, – проронила Джой.– А тут что еще? – ткнул Тед в маленький флакончик.– Соевый соус, – вяло пояснила Эшлин.– А это? – заглянул он под крышку плоского лотка из пенопласта.– Маринованный имбирь.– А это? – показал он на комочек зеленой пасты.– Забыла, как называется, – с неохотой созналась Эшлин, – но оно очень острое.Еще пять минут полюбовавшись на эту красоту, Тед взял быка за рога.– Попробую-ка я. Эшлин передернулась.– Вот это, кажется, с огурцом. – Он сунул в рот рисовый комочек. – Так, теперь ломтик имбиря, чтобы очистить нёбо, а теперь…– Ты все не так делаешь, – сердито сказала Эшлин.– Тогда покажи, как надо. 58 Клода резво вскочила от тихого стука в окно. Ее переполняло счастье. Он пришел, он здесь. Порхнула в прихожую, отперла дверь.– Петухи кукарекают ночью, – отчеканил Маркус.– Тс-с-с. – Клода театрально прижала палец к губам, но и Маркус, и она все равно тряслись от смеха.– Спят? – шепотом спросил Маркус.– Спят.– Аллилуйя! – Он тут же забыл о необходимости соблюдать тишину. – Теперь я могу делать с тобой все, что захочу.Он вошел в квартиру, схватил Клоду в охапку и принялся раздевать, хохоча и то и дело натыкаясь на вешалку для верхней одежды.– Пойдем в гостиную, – позвала Клода.– А я хочу здесь, – капризно заявил Маркус. – На резиновых сапогах и школьных портфелях.– Ты что, нельзя!Он сделал такое обиженное лицо, что Клода покатилась со смеху.– Вылитый Крейг.Тогда он еще больше выпятил нижнюю губу, и Клода совсем зашлась от хохота.– Нет, правда, – прошептала она, – что, если кому-нибудь из них приспичит ночью пойти пописать, а мы тут сливаемся в экстазе на полу в прихожей? Быстро, быстро в гостиную!Маркус послушно подобрал с пола рубашку и последовал за ней.– Сразу вспоминаю, как был подростком. Все эти прятки, оглядки… Очень возбуждает.Дилан застращал Клоду угрозами лишить ее опеки над детьми, поэтому она твердо решила, что видеть ее в постели с Маркусом Молли и Крейг не должны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139