– Квитанция из «Дискавери трэвел»? – спросила Лиза через минуту.– Кипр.И снова вихрь эмоций и воспоминаний. Блаженное тепло, переплетенные руки и ноги, полосы оранжевого предзакатного солнца на простынях; сумасшедшая влюбленность, первый «семейный» отпуск, невозможность быть друг без друга.А теперь – извольте видеть: корпят вдвоем над бумажками, готовятся к разводу. Странная штука жизнь!Часа через два задребезжал звонок. За дверью стоял Бек.– Лиза, не хочешь выйти погулять? Мы тут мяч гоняем!– Бек, я занята, ты что, не видишь?!– Привет, – по-мужски солидно кивнул Бек Оливеру, но скрыть восхищения не мог. – А вы как?– Он тоже занят, – наливаясь яростью, отрезала Лиза. Смотрят на Оливера как на диковину, паршивцы.– Вообще-то, – Оливер снял очки, отложил ручку, – я бы сделал перерыв. Замучился уже. Полчасика, а?Он легко, пружинисто встал, и Лиза невольно залюбовалась его гибким, сильным телом.– Лиза, ты идешь?– Ладно уж, иду.– Сперва она иногда жульничала, – доверительно сообщил Бек Оливеру, – но теперь перестала.– Она играет с вами в футбол? – изумился Оливер.– А то как же, – изумился, в свою очередь, Бек. – И совсем даже неплохо. Для девчонки.У Оливера отвисла челюсть.– Ты изменилась, – почти с упреком заметил он.– Ничуть, – ровным голосом возразила Лиза.
Тридцать минут побегать за мячом в тихом тупичке, толкаясь и отпихивая друг друга, было очень неплохо. Взмыленные, обессилевшие, Оливер и Лиза вернулись к заваленному бумагами кухонному столу.– Ой-ой-ой, – скривился при виде их Оливер, – я и забыл.– Может, хватит на сегодня?– Нет, солнце, давай лучше сразу добьем. Еще очень много осталось.Пряча досаду, Лиза по телефону заказала две пиццы, и работа пошла своим чередом. Закончили они уже за полночь.– Сколько нам отпущено времени? – спросила Лиза.– Как только обговорим финансовые вопросы, передаем дело в суд, а предварительное решение будет вынесено еще месяца через два-три. И еще через шесть недель после того – окончательное.– Быстро, – только и нашлась что сказать Лиза.Этот день вымотал ее, разочаровал и обескуражил. Болела шея, болело сердце, настало время ложиться спать, а ей даже сексом заниматься не хотелось.И Оливеру, впрочем, тоже. Слишком взвинчены были они оба.Он машинально разделся, бросая вещи где придется, устало прошел к Лизиной кровати, бездумно, будто в тысячный уже раз, забрался под одеяло, протянул руки к Лизе, и она скользнула к нему, в тепло, спиною к его груди, устроив замерзшие ступни между его бедер. Эта близость была интимнее, нежнее, чем любой секс. В темноте Лиза расплакалась. Оливер слышал – и не мог найти в себе силы, чтобы ее утешить.Наутро они снова засели за столом на кухне и работали не разгибаясь до трех часов дня, пока Оливеру не пришло время уезжать. Лиза на такси довезла его до аэропорта и вернулась в слишком просторный, пустой дом, к смятой, не убранной с утра постели. Ей было отчаянно плохо, но она все-таки не позволила себе забраться под одеяло и снова предаться воспоминаниям. Жизнь должна идти вперед. 59 – Вот умница, вот молодец, – приговаривала Моника в понедельник утром, провожая Эшлин до редакции. «Как будто в первый раз в школу», – подумала Эшлин. Она открыла стеклянную внешнюю дверь, оглянулась назад, на маму, а та, стоя снаружи, одними губами скомандовала: «Иди!» И Эшлин побрела к лифту.Когда она наконец села за свой стол, все посмотрели на нее как-то странно, а потом вдруг стали унизительно, тошнотворно милы с нею.– Чаю хочешь? – робко предложила Трикс.– Трикс, ты меня пугаешь, – парировала Эшлин и попыталась разобраться с ералашем на своем столе, но, секундой позже подняв голову, увидела, как Трикс, обернувшись к миссис Морли, яростно мотает головой и едва слышно поясняет: «Она не хочет чаю».Влетел Джек с кипой бумаг под мышкой. Лицо у него было усталое и злое, но, заметив Эшлин, он остановился, просиял и ласково спросил:– Как вы?– Вот, собралась наконец, – ответила она, но ее неподвижное, застывшее, как гипсовая маска, лицо ясно говорило, что особой радости ей это не доставило. – Послушайте, в тот день, когда вы ко мне заходили… Спасибо за суши, просто я была… немного не в себе.– Да ладно. Как ваша Weltschmerz?– Живет и процветает.Джек сочувственно кивнул, поскольку сказать ему было нечего.– Пожалуй, начну работать, – вздохнула Эшлин.– Эта ваша грусть, – медленно произнес Джек, – она абстрактна или принимает какие-нибудь определенные формы?Эшлин задумалась.– Наверно, да, определенные формы… Например, тот бездомный парень, мой знакомый, помните? Бу, тот, что с фотографий в нашем журнале. Благодаря ему бездомность стала для меня реальной, и это разрывает мне сердце.Помолчав, Джек сказал:– А знаете, мы бы могли взять его на работу. Для начала что-нибудь простое – курьером, что ли, на нашу телестудию.– Но вы ведь не можете взять на работу совершенно незнакомого человека.– С Бу я знаком.– Как это?– Однажды увидел его на улице. Узнал по фотографиям. Мы поболтали немного. Я хотел его поблагодарить, те фотографии украсили наш журнал, подняли его на другую высоту. И он показался мне очень неглупым парнем.– О да, он такой, всем интересуется… Погодите, вы это серьезно?– Разумеется, отчего же нет? Бог свидетель, мы ему обязаны. Только посмотрите, каким потоком пошли к нам рекламодатели после этих фотографий.Эшлин на миг оживилась, но тут же погрузилась в прежнее отчаяние.– А как же остальные бездомные? Те, кого не фотографируют?Джек невесело рассмеялся:– Всех обеспечить работой не могу.Дверь с громким стуком распахнулась, и на пороге возник щеголеватый молодой человек.– Привет, ребята!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139