Ювелир из Нью-Йорка. У этого старпера не стоял годами. Но я обслужила старого пижона как надо – когда он выходил из отеля, он чувствовал себя двадцатилетним пацаном, уже поверь мне! И он дал мне двести долларов сверх обычного!
Свет от лампочки над столом падал на бронзовые плечи Куки, ее кожа как будто светилась. Лобковые волосы были коротко подстрижены, виднелись толстые и темные края срамных губ.
– Ты выглядишь просто отлично, Куки.
Она осклабилась.
– Ты правда так считаешь?
– Куки, ты потрясающая женщина.
– Джек Голд, – ее голос упал до шепота, – давай я доставлю тебе удовольствие. – Она ласкала себя открытой ладонью – рука скользила по животу все ниже. Два пальца ушли внутрь, она начала мастурбировать. – Джек Голд, я доставлю тебе такой ка-а-айф, милый.
Голд отвернулся. Когда он вновь взглянул на Куки, она разглядывала его из-под опущенных век.
– Хочешь понюхать? – Она протянула ему блестевший от влаги палец.
Голд неожиданно вскочил с места, вспугнув ее. Вытащил из кармана пачку денег и вынул из нее две сотни. В носках он прошлепал к постели и запихнул деньги в белую кожаную сумочку, под трусики. Вернулся с ее пачкой «Шермана» – длинные коричневые сигареты в плоской красной коробке.
– На, покури, Куки. – Его голос звучал странно, еле слышно.
Куки взглянула на него, пожала плечами и взяла сигареты. Он дал ей прикурить и вновь раскурил потухшую сигару. Сел на небольшой стол – напротив нее, долил виски в оба стакана, до краев. Некоторое время пили молча, не глядя в глаза друг другу. Жужжал кондиционер.
– Джек, – спокойно начала она, – ублажать мужчин – это моя работа. Вот ты коп. Это твоя работа. Ну... президент, например: это Рейгана работа. Ну, понимаешь? – Она улыбнулась. – Знаешь, как это говорится: «Только скажите, что вам надо».
Голд слегка приподнял руки, что получилось почти по-итальянски.
– Мне просто нравится смотреть на тебя, Куки. Просто смотреть на тебя. Это доставляет мне удовольствие.
Она подозрительно оглядела его.
– Ты просто смотришь на меня и получаешь от этого удовольствие?
– И немалое, хорошая моя. Любой мужик смотрел бы на тебя не отрываясь. – Голд стряхнул с брюк пепел. – И потом, ты кое-кого мне напоминаешь.
Куки все еще недоверчиво таращилась на него.
– И ты уверен, что тебе больше ничего не нужно?
– Уверен, Куки.
– Просто смотреть на меня?
– Да, и ничего более.
– И я ничем больше не могу быть тебе полезна?
– Абсолютно ничем.
– Эй, ну какого черта?! – Она встала и воздела руки в притворном гневе. – Ты болван, Джек Голд. Я сама не пойму, чего я так стараюсь.
Стремительной, целенаправленной походкой она пошла к своей сумочке. Зад у нее был круглый и упругий. Из сумочки она выудила лак, и пилку для ногтей, и маленький тюбик суперклея. Повернув стул, она села лицом к Голду, положила ногу на ногу и принялась подтачивать ноготь.
– Тридцать пять долларов отдала за этот чертов маникюр сегодня утром на Беверли-Хиллз. – Она показала палец Голду и сразу же убрала, прежде чем он разглядел его. – Потом выхожу от маникюрши, отпираю свою тачку и – оба-на! – тридцать пять долларов коту под хвост!
– Жизнь трудна, Куки, – ухмыльнулся Голд, – особенно жизнь шлюхи.
– Не будь таким занудой.
Растопырив пальцы, она положила руку на крошечный столик и принялась чинить ноготь суперклеем.
– А кто она была? – спросила Куки, не поднимая головы.
– Кто «она»?
– Ну, девушка, которую я тебе напоминаю.
Голд молча наблюдал, как она наносит на сломанный ноготь тонкую полоску суперклея. Куки подняла голову и мельком взглянула на него.
– Это была филиппинка? – Ее внимание вновь сконцентрировалось на ногте. – Ты сказал, я похожа на нее – значит, она была смуглая. Латиноамериканка, может быть? Мексиканка? Итальянка? Эй, а не была ли это какая-нибудь еврейская шлюха?
Она вновь взглянула на Голда, потом еще раз – уже более пристально.
– Эй, Джек Голд, ну не будем говорить о ней, ты, вижу, не хочешь. Не надо вообще ни о чем говорить. Я всего лишь хотела...
– Она была черная, – сказал Голд.
– Черная! – Глаза Куки блеснули. – Как ты смеешь говорить, что я похожа на какую-то черномазую?! Я не могу быть похожа на черномазую суку! Ты на что это намекаешь? – В возбуждении Куки заерзала ногами: то раздвигала их, то опять клала ногу на ногу. По ее животу волной прокатывался едва заметный слой молодого здорового жирка.
– Куки, кожа у нее была очень светлая. Она была черная всего-то на одну восьмую. В Новом Орлеане таких называют окторунами Окторун (англ. – octoroon) – негр на 1/8 (по аналогии с quadroon – квартерон).

. Она из Нового Орлеана.
– Их называют окто... Как ты сказал?
– Окторун. Ну, как octo-pus, то есть осьми-ног, то есть с восемью ногами. А это негр на одну восьмую.
Куки обрабатывала восстановленный ноготь пилочкой – яростными движениями счищала лишний клей.
– Так она была красива, эта твоя окто-макаронша?
– Очень.
– Так вот почему я напоминаю тебе ее.
– Именно поэтому, Кук. – Голд затянулся сигарой и улыбнулся.
– И поэтому ты звонишь мне раз в три-четыре месяца: чтобы я приходила к тебе и расхаживала нагишом. И это возбуждает в тебе воспоминания о ней!
– Ну вот, Куки, ты и раскрыла мою самую страшную, темную тайну.
– Эй, Джек Голд, – Куки пожала плечами, – это еще не самое странное, что мне приходилось делать, уж были причуды и покруче. Но что ж ты не удержал ее? Тебе бы это дешевле обошлось, по большому счету!
Голд засмеялся, скорее даже фыркнул как-то безрадостно. Все чувства исчезли с его лица – в плохо освещенной комнате мотеля он выглядел вдруг постаревшим.
– Она умерла.
Куки вытянула руку и с удовлетворением осматривала результаты своей «реконструкции».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175