Т: И Вы ему это говорите? Ах да, простите, я забыла, что
Вы обычно говорите прямо противоположное - что Вы не
хотите навязываться, что он может уйти в любую минуту...
К: Вы смеетесь надо мной!
Т; Разумеется. Но если серьезно - почему бы Вам хоть
раз не сказать о том, что Вы в действительности чувствуете?
К: Но ведь он тоже не говорит мне, что ему нравится
быть со мной, что он этого хочет...
Т: Ну так начните первой!
Клиентка ошарашена. В ее модели такое поведение во-
обще не предусмотрено, оно немыслимо - ведь существу-
ет система запретов говорить о том, чего хочется (навязы-
ваться). Кроме того, Света привыкла "читать мысли" своего
друга, автоматически выбирая при этом наихудший вариант
их содержимого. Примерно так же она представляет себе
его мнения об их взаимоотношениях. Идея рассказать о
своих подлинных чувствах и желаниях и, возможно, услы-
шать в ответ, чего на самом деле хочет Женя, поначалу
кажется ей немыслимой авантюрой. Однако после психо-
терапевтической беседы Света решилась попробовать
аутентичное общение и постепенно научилась адекватно
выражать себя во взаимоотношениях с другом. Главным
итогом консультирования стали появившиеся у нее возмож-
ности выбора различных действий, свобода поведения, не
скованная привычными стереотипами бессознательного
страха перед реальным положением дел.
Возникает вопрос, откуда берется и чем обусловлено
инконгруэнтное поведение. Понятно, что в его основе лежит
упрощенная, ограниченная модель реальности, но ее фор-
мирование (в отличие от процессов функционирования,
описанных в НЛП), насколько мне известно, в психотерапии
не исследовано. Это составляет, как было сказано раньше,
второй этап работы лингвистически ориентированного те-
134
Н.Ф.Калина. Основы психотерапии
135
рапевта, который, в отличие от первого {психопрактическо-
го) можно назвать метатеоретическим.
Неконгруэнтное поведение личности связано с различия-
ми между ее системой представлений о реальности и дейст-
вительным положением дел. Искажения в модели мира имеют
тенденцию накапливаться, они определенным образом взаи-
мосвязаны. Часть из них сугубо индивидуальна (это так назы-
ваемая система психологических защит), их можно проана-
лизировать и разрушить обычными психотерапевтическими
средствами. Те же, что относятся к культурно-историческим
особенностям языковых репрезентаций опыта, обычно выгля-
дят как нормальные, естественные его характеристики, им-
манентно присущие модели как таковой.
Проблема формирования языковой модели мира распо-
лагается на стыке нескольких научных дисциплин - нейро-
физиологии, психологии, лингвистики, этологии, семиоти-
ки. Адекватной методологической основой ее изучения яв-
ляется философия языка, в частности, разработанное в вит-
генштейнианстве понятие языковой игры - любопытной
философской абстракции, обобщающей представления о
конвенциональности культурных правил человеческой жиз-
недеятельности.
Л.Витгенштейн писал, что формы жизни (поведение
людей, основанное на определенной системе представле-
ний о мире) определяются правилами языковой игры -
необосновываемого, априорного знания, с помощью кото-
рого оценивается достоверность суждений о фактах реаль-
ности. Приписывание значений (истинное-ложное, хоро-
шее - плохое, реальное - выдуманное, важное - второс-
тепенное) обусловлено культурой и языком, а сами факты
действительности по природе своей амодальны, они "ника-
кие". Их интерпретация происходит по правилам, опреде-
ляемым не самой реальностью, а людьми. Факты объектив-
ны, а правила конвенциональны, они обусловлены культу-
рой и языком. Если правила изменяются (при том, что сами
факты остаются прежними), возникает уже другая модель,
и жизнь людей, руководствующихся ею, протекает совсем
иначе. Большинство правил задано системой языка, высту-
пающей как бессознательная основа процессов вербально-
го кодирования.
Обычно люди совсем не задумываются над тем, как они
используют язык для моделирования реальности. Хотя этот
процесс происходит в сознании (и составляет главную функ-
цию последнего, равно как языковая картина (модель) мира-
основное содержание сознания), однако сам он практически
не осознается. Любой язык предоставляет неограниченные
возможности для обозначения образов, мыслей и чувств,
но человек не знает, почему выбирает какие-то определен-
ные слова и выражения. И далеко не всегда делает выбор
правильно и точно. Обычная речевая практика выглядит как
речевая стихия.
Сдерживающей основой этой стихии служит система
лингвистических универсалий, имеющаяся в любом языке
и, по современным представлениями, единообразная -
"несмотря на существование бесконечного множества раз-
личий, все языки построены по одной и той же модели"(17,
с. 185). Одной из таких универсалий является, например,
принцип согласования, определяющий правила сочетания
слов в предложении (существительных с прилагательными
или глаголами, глаголов с наречиями и т.п.). Сами средства
согласования могут быть различными (падежи, суффиксы,
предлоги), их правила весьма стабильны - скажем, легко вы-
делить грамматический критерий, определяющий, что глагол
"болел" сочетается с существительным, стоящим только в оп-
ределенных падежах ("болел мальчик", "болел корью"). А вот
синтаксический критерий, задающий возможность образова-
ния винительного падежа, зависящего от непереходного гла-
гола ("болел неделю"), является трудно осознаваемым, пос-
кольку зависит от системы именных классов данного языка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97