Ч Робин-бобин-барабек, скушал сорок человек. Побег не обезлиствел, зару
бка зарастет. Так вот Ч в самоубийстве ль спасенье и исход? Все бы тебе, Хл
опуша, душить да резать! Отчего вы ни разу не захотели, не попытались загля
нуть в ту великую книгу, где хранятся сокровенные тайны мироздания? Фари
сеи тебя слышат. Робин-бо-бин-барабек, скушал сорок человек. Перешагни чр
ез парапет чугунный, и даст тебе забвение вода. Робин-бобин…
Немыслимая каша из цитат, непонятным образом отложившаяся в башке шести
летнего паралитика. Я не сумел бы внятно ответить, откуда взялась подобн
ая ахинея.
Но я хорошо представлял, зачем я это делаю.
Мне нравилось, что ей нехорошо.
Соседка застыла с кошелкой и зонтиком в руках. Сквозь дверную щель, из сум
рачного коридора на меня уставился ее красный, опухший глаз. Где-то тикал
и часы. В тот момент она могла бы зайти к нам и запросто придушить меня под
ушкой. Но пожилая склочница ничего не сделала, она повернулась и ушла. Хло
пнула входная дверь.
Я сидел в кроватке, весь мокрый. Пот так и лил, словно мне пришлось катать т
ачку с углем. Я никогда так не уставал, даже в больнице, где по-всякому сгиб
ают руки и ноги.
Я точно не помню, но вроде бы подлавливал Ангелину Петровну неоднократно
. Я ничего специально не сочинял и не записывал на бумажке. Тем более, что п
альцы слушались все хуже, а еще начал искривляться позвоночник. Меня отв
езли в больницу, и там сказали, что придется носить корсет. Но на корсеты т
оже очередь. Так что мне было не до записей. Я вообще вспоминал о своем еди
нственном враге, только когда мы сталкивались вплотную. Но самое любопыт
ное, что соседка меня больше не сторонилась. Она молча выслушивала ту нев
разумительную белиберду, что я нес, иногда застывала на несколько секунд
и уходила.
Иногда Ангелина сама начинала что-то бормотать. Потом она приделала к св
оему холодильнику замок. Тетя Лида хохотала. Ангелина Петровна заявила е
й, что отравить ее не так просто, у них не получится, потому что свою посуду
она теперь держит в комнате и проверяет замки.
Периодически они схлестывались на нейтральной территории, с мамой или т
еткой, но меня это не слишком занимало. Мне купили маленький радиоприемн
ик на коротких волнах. Теперь я мог читать и одновременно слушать мирово
й эфир. По-прежнему одна лишь бабушка замечала, с какой скоростью я читаю.
Еще я разгадывал для нее кроссворды. Удивительно, как у меня не вскипели м
озги. В области абстракций бабушка держала явное первенство, но по факти
ческим понятиям я ее легко обошел. Моя память хранила такие нужные сведе
ния, как названия Камчатских сопок, имена китайских императоров и британ
ских премьеров с датами рождения и смерти. Я ничего не запоминал нарочно.
Разве можно выучить латинские клички червей-паразитов, живущих в рогато
м скоте?
Кроме того, я начал читать на английском языке. Энциклопедию мне так и не к
упили, но имелся большой двухтомный словарь. К шестому дню рождения я с ве
ликими мучениями одолел роман Агаты Кристи в оригинале и потихоньку нач
ал разбирать, о чем говорят дикторы английских радиостанций. Это не так у
ж сложно, ведь ежедневно они повторяют одно и то же, не хуже репетиторов. П
осле Агаты Кристи я немедленно замахнулся на собрание стихов лорда Байр
она. Слова оказались простыми, но смысл ускользал. Мне хватило благоразу
мия отложить книгу, но до сих пор, одиннадцать лет спустя, я могу по памяти
прочесть половину «Чайльд Гарольда». Маме было не то чтобы наплевать, но
она все глубже погружалась в себя. Язык не поворачивается произнести «по
гружалась в бутылку», хотя это правда.
Спустя семь месяцев маму лишили прав на меня. Несмотря на плач бабушки и в
опли тети Лиды, им также не доверили опекунства. Очередная комиссия утеш
ила, что в дальнейшем возможен пересмотр. Но не скоро, потому что мама и те
тя Лида дважды попали в вытрезвитель, а бабушку признали немощной.
Вот и все. Начинался следующий кусок жизни, и дальше я помню все довольно я
сно. В нашу квартиру, на улицу Розенштейна, я уже не вернулся, потому что до
м пошел под расселение. Весь квартал, как выяснилось, долгие годы находил
ся в зоне, опасной для проживания людей. Какая-то зараза в воздухе превыша
ла норму в десятки раз. В больнице мне приходилось не так уж плохо, кормили
и заботились. Только очень болела спина, и врачи собирались оплести мое т
уловище железными штырями. В те дни я много плакал…
А навещали меня даже чаще, чем других ребят. Прямо напротив моей кровати с
тоял телевизор, и приемник разрешили оставить. Вот только с книгами было
похуже, тетка привозила нерегулярно. Пока не приехали буржуи и не взяли ш
ефство.
Что еще? Смерть бабушки от меня скрывали. А маму упекли в диспансер для алк
оголиков. Когда ей стало не о ком заботиться, она скатилась очень быстро. Н
авещала меня тетка. Положительные новости были редки, как орангутанги-а
льбиносы.
Спустя три месяца после того, как мудрое государство решило меня опекать
, соседка Ангелина Петровна выбросилась из окна. Она бы, может, и не погибл
а, не так уж высоко, но угодила под колеса грузовика. Прицельно бросилась;
шофер тяжеловоза заработал предынфарктное состояние. Тетя Лида сказал
а, что «гнусная ведьма» месяц почти не выходила, затыкала щели под дверью
полотенцем и выломала у себя в комнате все розетки. А еще она периодическ
и застывала и шептала про каких-то фарисеев. Когда милиция взломала двер
ь, на обоях и на окне было множество надписей ручкой, помадой и фломастеро
м.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113