За день я четырежды успел передать ей, что прих
одило ко мне в голову. Странное дело! Она слушала и точно не слышала моих с
лов. Точнее сказать, слушала их не внешними ушами, а каким-то другим орган
ом, спрятанным внутри головы. И этот орган вибрировал, все сильнее и сильн
ее. Как канат, удерживающий мачту парусника, в ночной шторм.
Спустя три недели Марина стояла на переходе посередине Московского про
спекта. Стояла в толпе, а потом сделала шаг вперед. Машины там несутся под
восемьдесят, когда нет пробок.
В больнице новости разносятся быстро. Я думаю, что многие тогда расстрои
лись, хотя близких подруг у Марины не водилось. Расстроились многие но ис
пугался один я.
Всего лишь три недели. Рациональная часть моего сознания упиралась: «Ты
здесь ни при чем! Ты не имеешь никакого отношения!..»
Всего лишь три недели.
Затем произошли три значительных события. Меня перевели из третьего сра
зу в шестой класс. Учительницы намеревались бороться за то, чтобы я сразу
перешел в седьмой или восьмой, но у них не получилось отстоять мою ученос
ть. Хотя я решал задачи за восьмой класс. В учебники девятого я не залезал,
и не потому, что там ожидалось нечто невероятно сложное. Просто у меня хва
тало дел и помимо школьной программы.
Одиночество понемногу отпускало меня. Я отвык от дома.
После того, как маму вторично упекли, и на сей раз в психиатрическую лечеб
ницу, меня навещала только тетка, и то все реже. Зато не кто иной, как тетя Ли
да, сумел добиться моего перевода в Москву. Фантастическое совпадение. У
верен, что в столице и без меня хватало своих увечных, но тетю неожиданно р
азыскал соратник нашего дедушки, тоже крупный медик. Очень старенький и
почетный академик из столицы. На самом деле, разыскивали бабушку, потому
что переиздавались какие-то дедушкины труды, и его друг решил отстоять п
роценты от публикаций.
Но бабушка уже не нуждалась в процентах. Старичок-академик жутко огорчи
лся и спросил, чем может помочь. Тетка заплакала и поведала о моих мучения
х с корсетом, о постоянных болях и все ухудшающейся ситуации с левой руко
й. Академик выяснил насчет государственной опеки, и меня увезли в Москву.
Но не за счет государства, а на деньги Фонда.
Появление Фонда и можно назвать третьим значительным событием. У них был
и свои врачи. Писали диссертации про таких, как я. Они посмотрели меня и ра
зволновались.
Ч Кто придумал заковать ребенка в броню? Ч спросил важный дяденька по-
английски. Ч Вы посмотрите, что они сделали с его грудной клеткой!
Никто же не догадывался, что я понимаю. А я к тому времени понимал и читал н
а французском и немецком. И потихоньку учил испанский. Но в Москве об этом
понятия не имели, в историях болезни такие мелочи не упоминаются.
Иностранная ватага довольно долго кудахтала вокруг меня, и я уразумел кр
айне неприятную вещь. Меня чуть не залечили до смерти, но не со зла, а ввиду
разных методик. Просто на Западе уже лечили иначе, потому что у них были де
ньги. Но в Москве для меня лишних денег не было. Фонд занимался преимущест
венно консультациями по организации здравоохранения и внедрением прог
раммного обеспечения.
Мне было одиннадцать лет. В этом возрасте девяносто девять процентов дет
ей всерьез озабочены судьбами Гарри Поттера, Фродо и прочих невероятно в
ажных для человечества персон. А собственные судьбы детей не занимают, в
едь время катится так медленно! Я же, к одиннадцати годам, давно перестал о
щущать себя ребенком, и меня всерьез волновало, как долго я сумею протяну
ть.
Потому что такие, как я, обычно не живут долго. Я не вырос маленьким подлым
эгоистом. Но я мучительно хотел жить, а не превращаться в говорящий прида
ток кровати. В столице чуть лучше кормили, и палата была посветлее. Прошел
недолгий период, и ко мне вновь прикрепили учителей. Те же учителя приход
или и к моим новым соседям, только я был единственным, кто прошел школьную
программу за три года. Но это ничего не меняло. Потому что я подслушал разг
овор иностранных врачей и не находил себе места.
Мне, как и раньше, приносили книги, и, кажется, впервые заинтересовались мо
ими скромными способностями. Приходили врачи и студенты. Я попал не прос
то в больницу, а на кафедру, плотно подсевшую на соответствующей тематик
е. У меня появилось множество приятелей и ни одного нового врага. Я просил
книги, и мне их с удовольствием приносили, в том числе медицинские. Спустя
какое-то время я без помощи лечащего врача мог прочесть студентам и аспи
рантам лекцию о своей болезни и состоянии современной науки в целом. Я пр
оглатывал все, что издавалось в России по насущной теме. Студенты слушал
и меня, открыв рот. По вечерам я, как и прежде, в Питере, устраивал художеств
енные чтения. Ореол моей славы вышел за пределы кафедры и захватил инсти
тут.
Но принципиально это ничего не меняло. Болезнь прогрессировала.
Наступил великий день, когда в палату вкатили тележку с компьютером. Ком
пьютер предназначался мне и был куплен благотворительной организацией
. Старенькая маломощная модель, но вечерами, после ухода сотрудников, мне
разрешали подключаться к Интернету. В палате нас лежало трое, и днем я не м
ог отказать товарищам по несчастью. Хотя со скрюченными конечностями не
особо поиграешь во всякие там «Квейки».
Что ни говори, а подарок снова походил на бинокль для слепого.
Но вечером… По личному распоряжению главного врача в палату протянули т
елефонную линию из ординаторской, а молодые медики покупали мне карточк
и ночного Интернета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113