Мы переписываемся иногда, но как
она теперь ко мне относится - не знаю.
- Ты по ней скучаешь?
- Знаешь, да. Как правило-то некогда, но иногда вдруг будто очнешься, и
чего-то не хватает.
- А Стася была уже при ней?
- Нет. Разминулись больше чем на год.
- Во мне действительно чего-то не достает?
- Лиза, я тебя очень люблю.
- Я знаю, родненький. Неужели ты думаешь, если бы я этого не чувствовала, я
стала бы вести этот разговор? Знаю. Но тут другое. Наверное, так бывает,
так может быть - любишь, и в то же время постоянно переживаешь какую-то
неудовлетворенность, недобор. То ли страстности не хватает, то ли уюта, то
ли акцентированной на людях преданности...
- Нет. По-моему, нет.
- Значит, ты просто совсем не можешь, чтобы у тебя была только одна
женщина?
- Ну как это не могу!
- Нет, ты не отвечай так с лету. Не тот разговор теперь. Ты сам спроси
себя.
Я спросил.
- Теперь уже не знаю,- сказал я.
- А когда эта... тропическая, вернется?
- Весной должна.
- А если, например, она опять к тебе захочет?
Я не ответил. Не знал, что сказать. Никто ни к кому не может придти дважды.
Она смотрела на меня уже не как на икону. И не как на человека. И даже не
как на подлеца. Впрочем, как на подлеца она на меня никогда не смотрела...
не знаю. Так смотреть она могла бы на пришельца из другой галактики; но не
на полномочного представителя братской могучей цивилизации, спускающегося
по широкому трапу из недр фотонной ракеты, а на нелепое, не приспособленное
к земным условиям желеобразное существо, которое, мирно и жалобно
похрюкивая и попукивая, вдруг выползло бы, скажем, из-за унитаза - явно не
агрессивное, но абсолютно неуместное и чужое.
- То есть, ты хочешь сказать, что по весне нас у тебя уже может скопиться
трое?
Я молчал.
- Саша. Ты прекрасный, добрый, чуткий, страстный, смелый, умный... Ну, все
хорошие слова, какие есть, я могу сказать о тебе, правда. Ничего нет
удивительного, что время от времени ты увлекаешься какой-нибудь женщиной,
или какая-нибудь женщина увлекается тобой. Но ведь... Саша... Ты ведь не
можешь всем им быть мужем!
- Наверное, не могу,- сказал я.- Но попытаюсь.
Она резко отвернулась. Положила голову щекой на колени, затылком ко мне;
занавесив бедро, свесился длинный, пушистый хвост распущенных светлых
волос.
- Бог в помощь,- сказала она.
Некоторое время мы молчали.
- Лиза,- тихо позвал я.
- Да, любимый,- ответила она, не поворачиваясь ко мне.
От этих слов сердце дернулось пронзительно и сладко; на миг я забыл, что
хотел сказать.
- Повтори еще раз, если тебе не неприятно,- попросил я.
Она подняла голову и улыбнулась мне.
- Да, любимый.
- Лиза. Понимаешь... нет у меня сил рушить живое. Я давно почувствовал:
если уходит один друг, и остальные становятся чуть дальше. То, что
действительно умирает, осыпается само, и бог с ним, хотя и от этого больно,
всегда больно от смерти - но... я знаю, это тоже подло, но... рубить по
живому нельзя! От этого люди ожесточаются, высыхают... и тот, кто рубит, и
тот, кого рубят. Представь: ты была с человеком два года, и вдруг он
говорит: уходи. И два года счастья у тебя в памяти превращаются в два года
неправды. И жизнь становится короче на четыре года!
- Господи, ну мне-то что делать, Саша? Самой сказать тебе: уходи?
Я задохнулся. Но она уже снова смотрела на меня с нежностью.
- И не надейся. Твой выбор за тебя я делать не буду.
- Но ты понимаешь, я ведь могу выбрать...
- Да знаю я, что ты выберешь! Все! Ах, если бы можно было выучить все
языки! Сколько раз ты это говорил! Ну, а раз нельзя, можно ни одного не
знать. Фразку из одного, фразку из другого... Весь ты в этом! Русский
князь...
- Я говорил про языки империи,- даже обиделся я.- Зарубежных я три штуки
знаю прилично...
Она не выдержала - засмеялась; потянулась ко мне, взъерошила мне волосы.
- Мальчишка ты,- сказала она.- Как мы Поле-то все это скажем?
- Пока никак, разумеется,- ответил я.- А, например, к совершеннолетию
сделаем подарок: что есть у нее братик или сестричка...
- Подарочек,- с сомнением произнесла Лиза. Помолчала. Потом уронила нехотя:
- Между прочим, они со Станиславой друг другу понравились.
- Она была здесь?
- Трижды. Я звала - чайку попить, тебя повспоминать...
Я покачал головой.
- Ты настоящая подруга воина. Ну, и?..
- Да в том-то и дело! - с досадой сказала Лиза.- И симпатична она мне, и
жалко мне ее, и любит она тебя остервенело, а это чувство, как ты
понимаешь, я вполне разделяю... Ох, не знаю, что делать. А пустить тебя
привольно пастись на лужайке с двумя - а то и с тремя, святые угодники! - с
тремя козами... Это же курам на смех!
2
Наша встреча с Ламсдорфом была организована без особых конспиративных
вычур. Но она и не разрушала версии о том, что я долечиваюсь где-то. Иван
Вольфович, в преддверии моего потайного возвращения, последние недели
зачастил к Лизе в гости - как бы повидать супругу получившего, так сказать,
производственную травму коллеги. Точно так же он приехал и на этот раз, к
десяти утра. Дом мой загодя был сызнова прозвонен противоподслушивающими
датчиками; привезли меня вчера с военного аэродрома в наглухо закрытом
кузове почтового фургона, который вогнали во внутренний дворик особняка, и
я, в виде одного из двух грузчиков - вторым был Рамиль - втащил в дом через
хозяйственный вход корзину настоящего крымского "кардинала", вполне
натурально присланную Рахчиевым, но вдобавок использованного для вящей
натурализации легенды; так что, ежели кто и ухитрился заглянуть в ворота из
окон, скажем, дома напротив - хотя жильцы там, в сущности, были вне
подозрений - он увидел лишь рыло мощного грузовика, поданного кузовом к
самым дверям, да в зазор между дном авто и асфальтом ноги двух грузчиков и
полную винограда корзину, тут же пропавшие в доме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81