Секунда, чтобы запустить руку за пазуху или в
висящую на плече сумку, секунда, чтобы вынуть, и полсекунды, чтобы,
поднявшись на цыпочки, сделать "шлеп!".
- Понял,- опять сказал я.- Ладно... Как там погода?
- Спасибо, что хоть не льет. А у вас?
- А у нас - льет с нас,- ответил я.- Ну, счастливо. Если в лаборатории
что-то выяснится дополнительно - звони. Я пока обратно не собираюсь.
Повесил трубку и поднял глаза на смирно ждущего Болсохоева - тот жмурился,
подставляя лицо вентилятору; волосы его, черные и жесткие, ершились и
танцевали в потоке воздуха.
- Ну вот,- сказал я.- Взрывное устройство, которое мог бы собрать и
ребенок. Хорошо, что у нас так редки дети с подобными наклонностями.
Кислородный патрон и кислотная капсула.
Болсохоев открыл глаза и опять удрученно покивал. Потом вдруг встрепенулся,
чуть косолапя - видно, ногу отсидел - подбежал к телефону и сдернул трубку.
Я отодвинулся, чтобы не мешать. Болсохоев набрал какой-то короткий номер и,
дождавшись, когда там поднимут трубку, темпераментно заговорил по-казахски.
Я отодвинулся еще дальше; тут уж я, черт бы меня побрал, не мог сказать
даже "дидад гмадлобт". Отвратительное ощущение - безъязыкость; сразу
чувствуешь себя посторонним и ничтожным. Болсохоев делал виноватые глаза,
а, улучив момент, прикрыл микрофон рукою и шепотом сказал:
- Извините, Александр Львович. Сегодняшний дежурный по складу не понимает
по-русски.
- Оставьте, Яхонт Алдабергенович. Это не он не понимает по-русски, а я не
понимаю по-казахски. К сожалению. Я к вам прилетел.
Болсохоев чуть улыбнулся, уже слушая, что ему говорят оттуда. Потом что-то
сказал, кивнув, и повесил трубку. Помолчал. Некоторое время мы молча
смотрели друг на друга.
- Не далее как позавчера Кисленко получал на складе жидкий кислород.
Восемнадцать патронов. На вчерашний день планировался длительный
сверхвысотный полет экологического зонда "Озон", это для него.
- Надо проследить судьбу каждого патрона,- сказал я.- Не мог ли кто
кроме...
- Проследим,- ответил Болсохоев. Помедлил.- Да он это, он, Александр
Львович.
- И выяснить, кто дал Кисленко приказ на получение кислорода и когда,- я
снова потер лоб.- Ох, вижу, что он... Давайте свидетелей Яхонт
Алдабергенович. И первым - того, кто видел, что Кисленко "как бы не в
себе".
Наладчик Асланов показал, что позавчера, то есть в день накануне
катастрофы, он встретил Кисленко у проходной. Видимо, тот возвращался из
дома после обеда. Он стоял у внутреннего выхода, уже на территории
аэродрома, и разглядывал собственный пропуск, очевидно, только что
предъявленный охраннику. Асланов пошутил еще - дескать, себя на фотографии
узнавать перестал, стареешь - толстеешь? Кисленко поднял на него глаза, и
они были какие-то странные, погасшие и тупо-недоуменные, словно техник и
Асланова, старого своего приятеля и неизменного партнера по домино и
нардам, не узнал, вернее, не сразу узнал, а с трудом вспомнил. Асланова
поразило лицо Кисленко - оно было усталым и то ли ожесточенным, то ли
горестным. "Я было подумал, у него по меньшей мере жена при смерти",-
сказал Асланов. Впрочем, это выражение мгновенно пропало, Кисленко овладел
собой. Он как-то невнятно отшутился - Асланов даже не запомнил, как именно
- но произнес непонятную, запомнившуюся фразу: "С ума все посходили, что
ли..." Асланов, слегка обидевшись, попросил уточнить, но Кисленко, видимо,
уже окончательно очнувшись, засмеялся, хлопнул его по плечу и сказал: "Это
я о своем". Потом пошел к ангарам. Отзыв о Кисленко в целом - самый
положительный: отличный товарищ, прекрасный работник, настоящий коммунист.
Электротехник Чониа показал, что вечером того же дня застал Кисленко в
мастерской, тот что-то вытачивал на токарном станке. Кроме него, в
помещении никого уже не было. Чониа, зашедшему в мастерскую случайно, в
поисках потерянной записной книжки - он нашел ее позже совсем в другом
месте, в столовой - показалось, что Кисленко был смущен и обеспокоен
встречей. Чониа ни о чем его не спрашивал, но Кисленко сам пустился в
объяснения: дескать, варганит сынишке подарок ко дню рождения... Между
прочим, у сыновей Кисленко дни рождения в ноябре и в марте. Но в ходе
разговора Чониа об этом не вспомнил - он был озабочен потерей и быстро
ушел. Отзыв о Кисленко в целом - самый положительный: такого справедливого,
отзывчивого, всегда готового помочь человека редко встретишь.
Сразу трое свидетелей показали,что в утро перед катастрофой Кисленко
выглядел сильно возбужденным. Но значения этому не придали тогда - все были
в приподнятом настроении, зная, что предстоит встреча с великим князем,
человеком, которого, как я лишний раз убедился, все здесь глубоко уважали.
Зато, вернувшись с поля на тягаче, Кисленко преобразился - из него будто
пружину какую-то вынули, он оглядывался, как бы не очень хорошо понимая,
где он и что здесь делает. Вздрагивал от малейшего шума; когда к нему
неожиданно обратились сзади, вскрикнул. Впрочем, он почти сразу ушел.
Обедать, так решили все. Отзывы о Кисленко - самые положительные.
В обогатитель регенерационной системы готового к полету "Озона" были
установлены все восемнадцать патронов. Запуск был сорван лишь начавшейся в
связи с гибелью "Цесаревича" суматохой. Элементарная проверка показала, что
один из установленных патронов - пустой, уже отработанный. Устанавливал
патроны Кисленко. Накладную на получение кислорода подписал начальник
метеослужбы космодрома Сапгир. Полеты такого профиля были довольно обычной
практикой: метеорологи тщательно следили за состоянием атмосферы на
различных высотах над Тюратамом, пытаясь однозначно выяснить, влияют на нее
губительным образом, или все-таки нет, запуски больших кораблей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81