Костистое
остзейское лицо его было печально вытянуто.
- Экий выюжненький, батенька, экий вы мокренький... Уж простите старика,
что этак бесцеремонно выдернул вас из картвельских кущей в нашу дрякву. Вы
возглавите следствие. И назначал не я.- он потыкал пальцем вверх.- Есть
факторы... То есть, не подумайте, Христа ради,- он всерьез испугался, что
допустил бестактность,- будто я вам не доверил бы... Но устали ж вы за
весну, как черт у топки,мне ль не знать!... Сюда, голубчик, присаживайтесь.
Мы сейчас радиаторчик включим, подсохните,- покряхтывая,он выкатил масляный
обогреватель из-за видавшей виды китайской ширмы, прикрывавшей уголок
отдыха-столик, электрочайник, коробочки со сладостями; генерал был
известный сладкоежка. Воткнул штепсель в розетку. - Чайку не хотите ли?
- Благодарю, Иван Вольфович, я так наобедался у князя Ираклия,что теперь
два дня ни есть ни пить не смогу. Давайте уж лучше к делу.
- Ай, славно, ай, мальчики мои молодцы! Хоть денек успели урвать. Какая
жалость, что князь Ираклий так рано в отставку вышел!
- Ему в грузинском парламенте дел хватает.
- Да уж представляю... Тепло там?
- Тепло, Иван Вольфович.
- Цветет?
- Ох, цветет!
Он горестно вздохнул, уселся не за стол, а в кресло напротив меня. Закинул
ногу на ногу, немилосердно дергая левую бакенбардину так,что она едва не
доставала до эполета. В черное, полуприкрытое тяжелыми гардинами окно лупил
дождь.
- К делу,говорите... Страшное дело, батенька Александр Львович, страшное...
Уж и не знаю, как начать.
Я ждал. От радиатора начало помаленьку сочиться пахнущее пылью тепло.
- В восемь сорок три вылетел цесаревич с Тюратама. С ним секретарь,
профессор Корчагин, знали вы его...
- Не близко. Консультировался дважды.
- Ну да, ну да. Это когда вы от нас входили в госкомиссию по аварии на
Краматорском гравимоторном. Помню, как же, - он замолотил себя указательным
пальцем по бакенбардам, затем снова поволок левую к плечу. - Врач, два
офицера охраны и два человека экипажа, люди все свои, постоянные, который
год с цесаревичем...
- Никто не спасся? - глупо спросил я. Жила какая-то сумашедшая надежда,
вопреки всему услышанному. Иван Вольфович даже крякнул. Обиженно покосился
на меня. Встал, сложил руки за спиною и, наискось пошел по кабинету.
Поскрипывал паркет под потертым ковром.
- Батенька,- страдальчески выкрикнул генерал, остановившись у стола,- они
же с трех верст падали! С трех верст! Что вы, право!
С грохотом выдвинув один из ящиков, он достал пачку фотографий и вернулся
ко мне.
- Вот полюбуйтесь-ка на обломочки! Аэросъемка дала...
Да. Я быстро перебрал фотографии. Что да, то да. Иными фрагментами земля
была вспахана метров на пять в глубину.
- Разброс обломков близок к эллиптическому, полторы версты по большой оси.
И ведь не просто падали, ведь взрыв был, голубчик мой! Весь моторный отсек
снесло-разнесло!
- Мина с часовым механизмом или просто сопряженная с каким-то маневром?
Скажем, при первом движении элерона - сраба...
- Ах, батенька,- вздохнув, Ламсдорф забрал у меня фотографии и, выравнивая
пачку, словно колоду карт несколько раз побил ее ребром раскрытую ладонь.-
Разве разберешь теперь? Впрочем, обломки конечно, будут еще тщательнейшим
образом исследованы. Но, по совести сказать, так ли уж это важно?
- Важно было бы установить для начала, что за мина, чье производство,
например.
- Вот вы и займитесь... Ох, что ж я, олух старый! - вдруг встрепенулся он.
Размахивая пачкой, словно дополнительны плавником-ускорителем, он чуть ли
не вприпрыжку вернулся к столу, поднял трубку одного из телефонов и шустро
нащелкал трехзначный номер. Внутренний, значит.
- Ламсдорф беспокоит, как велели,-пробубнил он виновато,- Да, прибыл наш
князь, уж минут двадцать тому. Ввожу помаленьку. Так точно, ждем.
Положил трубку и вздохнул с облегчением.
- Ну, что еще с этим... Взорвались уже на подлете, неподалеку от Лодейного
Поля их пораскидало. Минут через шесть должны были от тяги отцепляться и
переходить на аэродинамику... Так что с элеронами, или с чем там вы хотели
- не проходит, Александр Львович. С другой стороны - в Тюратаме уже тоже
чуток надыбали. С момента предполетной техпроверки и до момента взлета -
это промежуток минут в двадцать - к кораблю теоретически имели доступ
четыре человека. Все - аэродромные техники, народ не случайный. Один отпал
сразу - теоретически доступ он имел, но возможностью этой, так сказать, не
воспользовался - работал в другом месте. Это подтверждено сразу пятью
свидетелями. Все утро он долизывал после капремнта местную поисковую
авиетку. Что же касается до трех остальных...
Мягко открылась дверь в конце кабинета. Не та, через которую впустили меня.
Вошел невысокий, очень прямо держащийся, очень бледный человек в
партикулярном, траурном; в глубине его глаз леденела молчаливая боль. Я
вскочил, попытался щелкнуть каблуками хлюпающих туфель. До слез было стыдно
за свое разухабистое курортное платье.
- Здравствуйте, князь.- тихо сказал вошедший, протягивая мне руку. Я
осторожно пожал. Сердце заходилось от страдания.
- Государь,- проговорил я,- сегодня вместе с вами в трауре вся Россия.
- Это потеря для всей России, не только для меня,- прозвучал негромкий
ответ.- Алекс был талантливый и добрый мальчик, ваш тезка, князь...
- Да, государь,- только и нашелся ответить я.
- Иван Вольфович,- произнес император, чуть оборотясь к Ламсдорфу,- вы
позволите нам с Александром Львовичем уединиться на полчаса?
- Разумеется, ваше величество. Мне выйти?
- Пустое,- император чуть улыбнулся одними губами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81