Слишком уж медленно шло дело. Да и шло ли? Порой мне казалось,
что я вообще на ложном пути и не по заслугам проедаю казенные кроны. Очень
хотелось осведомиться, набегает ли дальше статистика Папазяна, происходят
ли и теперь в мире преступления, аналогичные выявленным нами - но отсюда
это было невозможно. Я бежал в пустоте.
А листья и впрямь полетели, поплыли, зябко дрожа, по рябой от осеннего
ветра воде уличных проливов.
Я ни с кем не знакомился, ни с кем не сходился.
Я тосковал.
Я работал.
Поначалу мне то Стася, то Лиза мерещились в толпе. Потом все это стало
реже. Потом прекратилось совсем. Я даже не мог узнать, как у них дела,
здоровы ли...
Пятого сентября мы и штатники запустили очередную пару гравитаторов. Вот об
этом мне прожужжали все уши по радио, промозолили все глаза в газетах.
"Новая фаза глобального сотрудничества..."
Никто проекту "Арес" не угрожал.
Из газет же я узнал, что патриарх вернулся к работе. Его все-таки
ухитрились поставить на ноги, он снова мог ходить сам - медленно,
приволакивая ноги, присаживаясь для отдыха каждые метров полтораста, но все
же не остался прикованным к креслу, которое я запомнил так хорошо.
Потрудились и в Симбирске, и в петербургской нейрохирургии, и в прекрасном
санатории "Бильгя" на северном берегу Апшерона... В основном писали с
радостью и симпатией к патриарху - иногда, как мне казалось, чересчур
экзальтированной, неприятной для нормального человека так же, как и любое
вибрирующее на грани истерики чувство. Но событие всколыхнуло угасшую волну
интереса к покушению; газеты всех направлений в течении нескольких дней
были наводнены версиями. Версии - хоть плачь. Однажды довелось мне прочесть
и про себя. Ярая антирусская газета - не помню названия, зато врезался в
память тираж: 637 экземпляров - огорошила своих шесть сот тридцать семь
читателей заявлением, что злодейское убийство наследника русского престола
было осуществлено по воле патриарха коммунистов, так как великий князь
своей популярностью в народе и набожностью способствовал усилению
православия, чего коммунисты старались не допустить; покушение же на
патриарха было карательной акцией российских спецслужб. Как единственное
доказательство этому приводился факт, что "контрразведчик Божьей милостью,
знаменитый своей щепетильностью в вопросах чести (?) полковник МГБ России
князь Трубецкой, участвовавший в расследовании убийства наследника, после
случайной встречи с патриархом Симбирска бесследно исчез во время
пребывания в горном пансионате "Архыз", и ни его жена, ни друзья, ни
любовницы ничего не могут сообщить о его местопребывании". Любовницы.
Так-так. Неужели эти заразы со своими вопросами приставали к моим
ненаглядным? Я едва не скомкал газету. Потом перечел фразу снова. Уж если
писаки пронюхали, что меня нет в Архызе, настоящие сыскари могут знать куда
больше. Стало не по себе, и спина ощутилась какой-то очень беззащитной.
Как-то раз со мною попыталась многозначительно познакомиться то ли кубинка,
то ли мексиканка, остановившаяся в том же отеле, что и я, и, вдобавок, на
том же этаже. Женщины свое дело знают туго, почерк, что называется,
поставлен - сообразить не успеваешь, что происходит, а уже ведешь ее в бар,
уже заказываешь для нее ликер, а она томно жалуется на одиночество,
жестокость мира, и рассказывает тебе, какой ты красивый. Наверное, до конца
дней я останусь в у нее в памяти то ли как импотент, то ли как педераст.
Если вообще останусь, конечно. На следующий вечер я встретил ее в том же
баре с каким-то шейховатым финансистом из аравии. Она говорила ему то же
самое и, по-моему, теми же самыми словами - а шейховатый шуровал яркими
маслинами глаз, часто и быстро облизывал кончиком языка, будто жалом, свои
коричневые тугие губы; его волосатые пальцы подергивались от нетерпения,
разбрызгивая перемолотые перстнями радуги. Сначала мексиканка меня долго не
видела, а потом, заметив, изящно указала ни меня мизинчиком и что-то игриво
сказала коротко глянувшему в мою сторону шейховатому; и они засмеялись с
чувством полного взаимопонимания. Очень глупо, но чем-то они мне напомнили
в этот момент Лизу и Стасю в чайном углу. Ноги у мексиканки были очень
стройные. Она так и егозила ими - то одну забросит на другую, то наоборот.
Ей тоже не терпелось. Я велел в номер литровую бутыль смирновской и, сидя в
сумраке и одиночестве, мрачно выел ее на две трети; сник в кресле и уснул,
но, видимо, проснувшись через пару часов, сам не помню как, доел.
Наутро Эрик, настоящий товарищ, забеспокоился. Открыть-то я ему открыл с
грехом пополам, но беседовать не то, что по-английски, а даже на ломаном
русском был не в состоянии. Раздрай был полный; хорошо, что я себя не видел
и не знаю, как выглядел - впрочем, реконструировать несложно, алкашей, что
ли, мы не видывали? Трезвому мне всегда хотелось давить их, как тараканов,-
настолько они омерзительны. Немногословный Эрик срисовал ситуацию в ноль
секунд; помог мне доползти обратно до постели, уложил и укрыл одеялом.
"Рашн эмпайр из э грейт кантри",#$Русская империя - великая страна
(англ.)$# - хмуро констатировал он, подбрасывая на широкой ладони пустую
бутылку и оценивающе поглядывая то на нее, то на меня. Я лежал, как чурка,
и стеклянными глазами следил за его действиями. Я даже моргать не мог: с
открытыми глазами голова кружилась в одну сторону, с закрытыми - в другую;а
если моргать, она начинала кружиться в обе стороны сразу, и в этом ощущении
было что-то непередаваемо чудовищное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81