..
Мягкий скрип полозьев убаюкивал Йывана, и сквозь сладкое забытье он слышал, как ступает впереди отец. Стыли коленки и ноги в онучах, и он поднимал их в бессознательном желании согреться.
Проснулся Йыван оттого, что скрип под санками пресекся. Он открыл глаза. Отец стоял над ним, тяжело дыша, вытирая шапкой лоб. Уже стемнело, темный глухой лес стоял позади, а впереди по дороге было серое пустое пространство поля — вблизи виднелись ломаные линии та^кпттил с санок _ онемевшие ноги зало-
— Что, замерз? — спросил отец.— Попрыгай маленько, согрейся.
Там, за полем, мелькнул огонек.
— Огонек! — радостно вскрикнул Йыван.
— Да, — сказал отец, — это и есть деревня Шудымарий... Пойдем помаленьку.
Они двинулись по твердой, хорошо наезженной дороге, а огоньков впереди прибавлялось — одни были жидки и трепетны, порой еле заметны, другие светили ярко и ровно. И Йыван уже знал, что эти яркие огни от керосиновых ламп.
На чистом месте сильно дул ветер, заворачивал тонкие полы мыжера1 и леденил коленки. Но он доносил и лай собак и еле уловимую, сладостную горечь дыма.
Вот и первая изба — совсем как ихняя в Нурвеле: под тесовой крышей, низкая, в три окошка, желтых от света сальной свечи...
В избе, куда они вошли, тоже горела свеча в плошке, сильно пахло овчиной, а за печью невидимая скрипела люлька.
Отец покашлял и сказал:
— Есть кто живой?
И тотчас из-за печи вышла старуха в платке, в длинном платье, она сощурила глаза и неуверенно сказала:
— Никак ты, Очандр?..
— Я, бабушка.
С полатей свесилось пять белых головенок, и настороженные, любопытные глаза рассматривали гостей.
— Раздевайтесь, проходите,— забеспокоилась старушка.— Дорогой, поди, замерзли? Вот самовар сейчас поставлю...
— Не беспокойтесь,— сказал Очандр.
— Как не беспокоиться? — возразила хозяйка.— Дорога — не шутка.
— А Ямаш дома? — спросил Очандр, распоясываясь и снимая мажер.
— Да разве он сидит дома, наш Ямаш! Вчера ушел в лес. Тебя поджидал, да не утерпел, ушел. А что делать, не ходить нельзя...
— И мы туда,— объявил Очандр.
— Нельзя не ходить,— заключила старушка и добави-

Хозяйка козы Окавий, Хозяйка стада Патема.
Ребенок притих, успокоенный этим голосом, и потише пропела: Лууу луууу
Поэтому назвали деревню Шудымарий.
— А сейчас сколько? — спросил Йыван.
— И сейчас столько же,— продолжает старуха.— Пола: — Сноха сегодня ушла в соседнюю деревню на мельницу. Придет только завтра.
Старуха, наставляя самовар, начала расспрашивать. Рассказывал все, что знал, а потом и сам спрашивал. Старуха сказала, что она ведь мало знает, а в их деревне все по-старому. Вот, правда, родился еще один внук, назвали Ямашем, как и отца.
— А кто же помер? — спросил вдруг загадочно
отец.
— Да старик один на том конце...
Они сели рядом на лавку неподалеку от стола, на котором с треском горела свеча. Йыван огляделся. Почти все такое же, как и у них дома. По стенам длинные широкие лавки, в переднем углу, где образа висят, стоит липовый стол с четырьмя крестообразными ножками. Над дверью от печки до стены большие полати...
Наконец самовар зашумел, а потом и зафыркал. Хозяйка сняла трубу и легко переставила его на стол, принесла миску вареной картошки, нарезала хлеба, домашнего сыру.
— Дети-то не сядут, что ли? — спросил Очандр.
— Успеют они,— ответила хозяйка.— После поедят.
— Пусть вместе с нами поужинают,— не отступал Очандр.— Вместе повеселее.
— Садитесь,— скомандовала старуха, и те, как горох, посыпали с полатей — все девочки. Очандр обежал их глазами, считая, взял нож и разрезал на равные доли калиновый пирог, испеченный на дорогу Овычей. Дети несмело потянулись по примеру самой младшей — девочки лет четырех и, спрятав глаза, припали к сладко-горькому вкусному куску, рубиново краснеющему посередке.
Хозяйка, присевшая было к столу, поднялась — в зыбке за печкой заплакал маленький Ямаш. Было слышно, как зыбка заскрипела и неожиданно мягкий баюкающий голос запел:
Лелл-лелл лелыки,
Гонит стадо Патема, Доит козу Окавий. Молоко тебе несу И досыта напою.
Она помолчала, качая зыбку, и еще тише, еще нежнее довела песню:
Станешь крепким, словно дуб, Станешь сильным, как Онар, Станешь нас кормить-поить, От врагов оберегать... Лелл-лелл лелыки...
Песня понравилась Йывану. Какая, правда, чудная эта деревня — Шудымарий. И как чудно отец сказал: «А кто помер?..»
Ребятишки, доев пирог и захватив в горсть по картофелине, юркнули на полати и теперь опять оттуда наблюдали.
Когда бабушка вернулась к столу, Йыван не выдержал и спросил смело:
— А почему вашу деревню называют Шудымарий? Бабушка внимательно посмотрела на Йывана и улыбнулась.
— Расскажи, бабушка,— в один голос вдруг попросили с полатей ребята. Видно, они уже знали все, но и им было интересно.
— Придется рассказать, что с вами делать.— И переждав с минуту, начала так:
— Наша деревня старая-престарая. Наверно, лет двести или триста, а может, и больше. Вначале было, правда, пять-шесть дворов. Со временем народ плодился, деревня росла. И жизнь была хорошая. И в еде, и в одежде никто не нуждался. И скота было полны дворы, и домашней птицы, и пчел держали много. И зверей для охоты в бору хватало. До ста дворов деревня росла, и люди не знали ни горя, ни печали, все жили в дружбе да в согласии: друг друга уважали, старших почитали, бессильных защищали, врагов сообща одолевали. Как только стало в деревне сто дворов — все как бы перевернулось. После того деревня чему-то здесь всегда получалось так: одни рождались, а взамен кто-то тут же умирал. Не успеют похоронить мужчину, тут же появлялся новорожденный мальчик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99