Он отвернулся от окна, несколько раз ходил из угла в угол, от нескольких часов до Киото с лампадой и старался думать об этом завтра, но ничего не пошли у меня в голове - не торгует, ни сюжета, синий или даже невинных глаза Лебедев.На минуту он остановился перед круглым зеркальцем на стене: запавшие глаза, длинный подвесной нос, борода этой золы козье неровной лоб, редкие волосы и тонкие ... Он попытался улыбнуться - отражает кривая на левой щеке, улыбкой. И, отступая от зеркала, Иван почти выбежал из комнаты на лестничную площадку.
Внизу, в столовой, на своем обычном месте - на диване рядом с книжным шкафом - Антон сидел с книгой, слишком обычным. Иван по-разному и не ожидал увидеть своего сына, но только здесь и только так. Сверху было видно, как узкий, как тыквы голову Антонио да раскрытую книгу, которая у Антона на колени. Вот почему постоянное раздражение Булыгин.
На дальнем конце стола возле печки, сидел в удобном кресле в себе, мать, Иван Николаевич, с вязаньем - высохший, старушка с живой, умный взгляд на малых, мелких морщин в его лицо. Она смотрела поверх очков на Ивана Николаевича, и улыбка, лицо ее озарилось.
Предложить лучший вариант перевода
ГЛАВА ПЯТАЯ 1
Йыван слышал от возчиков, что главный хозяин, Семен Афанасьевич, уже давно ездит по лесу, хотя сам его и не встречал. Приходит в делянку, там говорят: вчера был.

с хлебом, оденется, выйдет на двор — мутный морозный рассвет, тихо, пусто, одиноко, и такая обида полоснет по сердцу, что слезы захолодеют на глазах. И не поймет, то ли оттого обидно, что сказать не решился о прибавке, то хватает еще леса на плоты: он все знал — до последнего бревна... И засыпал уже Йыван, как услышал хозяйский голос:
— Завтра надо проскочить по делянкам — шалить начали, сукины дети...
то не будет... Приходит на ночлег в Мишенкино, в казенный дом, лесник говорит: обедать заезжал Семен Афанасьевич, страшно сердитый был.
— За что же сердитый? Народу в лесу понагонено — в делянках стон стоит от пил, возят хорошо — дороги дай бог какие,— устало рассуждал Йыван, прикидывая, за что может сердиться хозяин. — Такой работы я еще не видал...
— Да вот, говорит,— продолжал лесник, — после масленицы морозов не будет, вывозка испортится, много плотов недоделанных останется.
— Все он наперед знает: когда будут морозы, когда не будут...
Иногда вечером в казенный дом внезапно вваливался Александр Семенович, сбрасывал заиндевелую шубу, валенки, посылал лесника к шинкарке-старухе, и пока тот бегал за водкой, Александр Семенович в толстых шерстяных носках ходил по избе, точно все еще не мог остановить свой бег по лесу: от пристани к пристани, от делянки к делянке. В такую минуту Йыван и не решался спросить о том, о чем давно хотел: он делает работу приказчика за 10 рублей, а другие лесопромышленники платят приказчикам 18 рублей... И как взглядывал на красное от мороза лицо Александра Семеновича, на устало блестевшие в свете лампы глаза, на его звериный шаг, язык как будто присыхал к нёбу... Лесник приносил наконец водку — все что-нибудь отмечал Александр Семенович, а в последний раз — мясоед, — всю ночь напролет пил. Только к утру забудется на час — уронит черную голову на стол, а как вставать — глаза мутные, красные, но говорит твердо, ясно, будто всю ночь только и думал о деле:
— Иван, тебе сегодня сходить в Ларкино, узнать, сколько вывезено прислужного, сосчитай головники и нижние матки, сколько прирубов и долготья для бабок. На обратном пути привернешь на Чернушку, все там узнай.— А сам уже готов — шуба на плече, с крыльца — в санки, и только в сером рассвете снег проскрипит да легкий топот пустившейся в игривый галоп отдохнувшей лошади...,
Соберется Йыван, выпьет чаю. поест гопячих кавтотпек ли вот опять целый день ходи по морозу, считай чужие кряжи, ставь на них клейма, подгоняй мужиков: скорей, скорей, после масленицы морозов не будет, как бы хозяйский лес не остался в делянках, все на плоты, на плоты — двести плотов — пятьдесят тысяч оборотный капитал!..
Тихая, тупая обида непонятно на что и на кого гнетет Йывана до первого дела — пока идет до пристани, до делянки: то вспомнится деревня своя, своя изба, мать, Окся — как они там управляются? Денег с рождества не приносил. То ясно так видятся плотным рядом висящие на крюках в каретнике свиные, телячьи туши... И как будто всколыхнется прошлое, оживет, и пока идет Йыван, поговорит про себя с молчаливым отцом, и дядю Тойгизю послушает — где он? Жив ли старик? Помнит ли, как Йыван тогда отвел глаза под немым приказом Каврия?.. Но вот уже тяжелый и истошный скрип снега под гружеными санями оглашает утреннюю тишину спящего леса, на светлоте просеки — дуга, а под дугой, скрестясь разбитыми копытами по убитой дороге, выдираясь из ласковой колодки хомута, пыхтит, поводя боками, лошадка... А потом мимо бесконечно плывет и плывет золотисто-чешуйчатая колонна и обрывается внезапно ровным белым кругом обреза...
— Куда?
— На Маркитан, куда же,— чуждо пыхнет из закур-жавелой бороды парок дыхания и мимо — только лапти поскрипывают...
2
Главный хозяин приехал поздно вечером — Йыван уже на полати залез спать.
— А, здесь! — сказал Семен Афанасьевич, увидев белую голову Йывана.— Спит, что ли?
— Да лег недавно, устал парень, — сказал лесник.
— Ладно, пусть спит...
Йыван еще не спал и слушал, как хозяин пьет чай и говорит с лесником — на какой пристани и сколько не

У Йывана сердце сжалось: он видел по делянкам припрятанные до срока вороха лыка, видел на снегу возле зимовий и щепу — поделывали мужики по редким выходным дням косячные колоды... И вот завтра едут все по своим деревням на масленицу, повезут это тайное добро.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99