Последней потерей был Гарсилос, на которого упал
паук-попрыгунчик. Впрочем, упал -- не совсем точное слово. Их
обычно выстреливают из гибкой лианы-катапульты спрятавшиеся в
зарослях богомольцы. Но для Гарсилоса это было уже несущественно.
Опутанный липкой, мгновенно разъедающей кожу паутиной, он катался
по земле, пытаясь оторвать от себя проклятые нити.
Взглянув в обезумевшие от боли глаза сержанта, лейтенант
ввел ему двойную дозу "улыбки феи", и, оставив затихшего
Гарсилоса досматривать последний в его жизни сладкий сон, быстро
повел оставшихся в живых людей на север.
-- Эй, лейтенант, -- прервал его мрачные раздумья низкий
баритон русского. -- Кажись, ломится кто-то сюда. Не ровен час
уроды зеленые, или другая какая мерзость с нами поздоровкаться
хочет. Не то лицом, не то торцом...
Руэда прислушился. Метров в пятидесяти от них кто-то
действительно, не таясь, пер на них через сельву, ломая и круша
все на своем пути.
" Господи, лишь бы не стег," -- мысленно вознес молитву
Фернандес. И уже во весь голос гаркнул на своих подчиненных:
-- Взвод! К бою! Капрал Грег, огнеметом с упреждением пять
метров по объекту, ТОВСЬ!... Рядовые Клейст и Чалены, короткими
очередями.... Остальные -- страхуйте фланги.
Но огневой залп не получился. Из зарослей, путаясь в
растрепанной амуниции, выскочил не разъяренный стегозавр или его
уменьшенная туземная копия, чего боялся Руэда, а всего лишь один
из четерех пропавших снайперов -- Христо Станчев.
Не без труда влив в перекошенный от страха рот болгарина
изрядную долю спирта, взводный добился от него истории гибели
снайперской группы прикрытия. Он (Христо Станчев) и Марчелло
несли боевое дежурство на вершине холма, то есть периодически
поливали из огнемета ближайшие заросли и постреливали во все, что
еще шевелилось среди ветвей. Два других легионера кемарили после
бессонной ночи на "Проционе".
Выжженная на пол-километра растительность еще дымилась,
распространяя удушливый запах гниющих сырых листьев и сожженой
заодно мелкой живности, не успевшей вовремя смыться. Обзор для
стрельбы был отличный, туземцы не предпринимали попыток атаковать
позиции отделения, и ребята немного расслабились.
Станчев не помнил, кто первый заметил фигуру, силуэт которой
внезапно проступил сквозь дым, стелющийся по выжженной земле.
Человек, а в том, что это был имеено человек земной расы, а не
туземец, ни Христо, ни Марчелло не усомнились, был бос и одет в
белые ниспадающие до земли одежды. Он медленно шел прямо на них,
мягко ступая голыми ногами по дымящемуся пеплу, и временами
из-под его босых ступней вместе с облаками дыма взлетали вверх
голубые язычки пламени. Идущий к ним человек, казалось, не
замечал этого, и на лице его застыла маска равнодушия,
спокойствия и отрешенности.
Дым мешал легионерам рассмотреть подробности, но Марчелло
отбросил ручной огнемет и с коротким вздохом "Иезус Мария" рухнул
на колени, склонив голову в молитвенном экстазе. По словам
Станчева, он чуть не последовал примеру своего набожного соседа,
но что-то помешало ему поддасться магии незнакомца. В свое время
его отец, чудом переживший Плевенскую резню, порассказал ему
кое-что о секте неонестинаров, затеявших тот бунт, и вид
человека, бредущего по огню, расшевелил старые воспоминания. Он
инстинктивно отступил назад. Одна часть его сознания требовала
выпустить очередь по чужаку, а другая призывала упасть на колени
перед новым мессией. Так он и стоял, словно заколдованный, не
смея решиться ни на одно, ни на другое.
И лишь, когда незнакомец оказался совсем рядом, Христо
разглядел, что лицо его стало искажаться, принимая зеленоватый
оттенок, а вся фигура стала странно вытягиваться, теряя
человеческие пропорции. До него с опозданием дошло, что он видит
перед собой "оливкового богомольца", относящегося к наиболее
опасной разновидности аборигенов, из встречающихся в этом районе.
Руки-клешни туземца трижды сухо щелкнули, и Станчев увидел,
как один за другим рухнули на землю его товарищи со свернутыми
набок, словно в немом удивлении головами.
Дальше он ничего не помнил, ибо бросился бежать, не разбирая
дороги, и бежал так добрую милю, пока не догнал своих товарищей.
-- Мне здорово не нравится это затишье, -- сказал Руэда,
прервав наступившую после выслушанного рассказа, паузу.
-- Пошло оно все к энтой самой матери, -- молвил Шаленый,
достал пакет с суточным пайком, зубами разорвал на совесть
сделанную упаковку и стал оглядываться в поисках места, на
которое можно было бы присесть на время экспресс-трапезы.
-- Да, -- сказал он сам себе, пиная тяжеленный, навека
вросший в землю обрубок ствола. -- Здесь и задницу не к чему
прислонить -- жуть берет... Эх, -- не садись на пенек, не ешь
пирожок...
С этими словами он уселся на опробованный пень и проглотил
порядочный кусок какого-то подобия мясной запеканки.
После чего, вместе с пнем и потоком мата канул в недра
планеты, тут же сомкнувшиеся за ним и плюнувшие в остаток взвода
чем-то, надолго прервавшим процесс нормального дыхания.
-- И этому хана... -- отплевавшись и отчихавшись,
комментировал происшедшее Руэда. -- А жаль. Капрал Грэг --
доложите Первому по рации...
2.
Люк -- бармен дневного (малого и слывущего спокойным) зала
"Рая грешников" -- привык к тому, что снятый с принтера очередной
список укокошенных и пропавших без вести следует вывешивать
поближе к меню со списком выпивки -- глядишь, кто часом высмотрит
в нем своего приятеля, а то и родственника, да и помянет грешную
душу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117